Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов
Больше Вадима Робертовича в стукачи вербовать не пытались. Хотя, надо полагать – или даже быть уверенными, – такая беззубость «органов», вероятнее всего, объясняется тем обстоятельством, что не все сотрудники А.П. Александрова с тою же стойкостью отнеслись к их «просьбам»…
Глава 5
Счастье оказаться на своём месте…
Конечно, киевлянина Ленинградом не прошибёшь. Нет у Ленинграда ничего такого, чего не было бы у Киева. Ну, да, Эрмитаж, бывший Зимний дворец. Зато Софийский собор самого Ярослава Мудрого помнит. Невский проспект? Так Крещатик шире. История на каждом шагу? Так в Киеве – старейшая сохранившаяся улица в Европе, по которой ещё Владимир Красно Солнышко брата Ярополка гонял. Так и называется – Владимирская. А на Мало-Владимирской, что с нею рядом, родной дом стоит, 10‐й, если кому интересно.
Впрочем, дискуссий таких Анатолию вести почти не приходилось. Он же не москвич. Это на тех питерские неизменно наскакивают, пытаясь доказать превосходство своего города над «большой деревней». А киевлянину грех и спорить о таких вещах – и так ясно, что его город самый древний на Руси и её первая столица.
А вот стоя перед фронтоном ЛФТИ он испытал внутреннюю дрожь. И не из-за древности – какая уж тут, в Питере, древность. И не из-за архитектурных красот здания. Так себе зданьице – двухэтажная бывшая богадельня, убежище для престарелых неимущих потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии.
Нет, в этом доме главным было то, что внутри. Ибо это нутро было как бы отдельным полем, пронизанным силовыми линиями знания, низко гудевшим от напряжения, словно даже светящимся этаким маревом.
Ум сам додумывал образы, вставая на одно колено перед интеллектуальным Монбланом, каким на самом деле являлась эта двухэтажная типовая неоклассика начала ХХ века. Здесь открывались миры, здесь вскрывалась подноготная Вселенной, здесь творились чертежи сущего – и перечёркивались, когда оказывалось, что оно ещё сложнее, чем то, что уже познано…
Здание Физико-технического института в Ленинграде.
Архив РАН
И мощно тянуло туда, как в гимназическом кружке через ту проволочку на приборе Рисса – в это интеллектуальное поле. Очень хорошо там было, уму, в Физтехе. Как вспоминал позднее Анатолий Петрович,
«Сам институт на меня произвёл необычайно сильное впечатление какой-то необыкновенной доброжелательностью которая там была, таким духом взаимопомощи очень сильным. Когда в любую лабораторию ты мог прийти – тебе там все рассказывали, показывали, обучали, если какая-то у них была новая методика. В общем, это было конечно просто поразительное учреждение, которое как-то необыкновенно творчески втягивало человека в работу». [166]
Продолжались всё те же ставшие уже знаменитыми научные семинары ЛФТИ. Их по-прежнему регулярно проводил Абрам Иоффе. А какие будущие светила участвовали тогда в жарких спорах и дискуссиях, нередко переходивших в подначки! – И В. Курчатов, Л.А. Арцимович, А.И. Алиханов, Я.И. Френкель, И.К. Кикоин. И, конечно, сам АП, как его постепенно привыкали называть.
Результатом был не только очевидный рост взаимной эрудированности в разных вопросах физики, но и общий подъём… ну, скажем, качества исследований, если такое понятие понимать корректно в применении к науке. Потому что дискуссия – это, как ни крути, одна из ипостасей конкуренции. А значит, учёные таким образом не только обогащают друг друга, но и в известном смысле контролируют, немедленно указывая на слабости в позиции другого.
В начале же, в августе 1930 года, сразу после доклада о прибытии директор института Абрам Фёдорович назначил Александрова в отдел тонкослойной изоляции, руководителем которого был А.К. Вальтер. Заниматься предложил физикой диэлектриков. Дмитрию Наследову, которого тоже перетащили из Рентгеновского института, Иоффе отвёл тематику физики полупроводников.
Обе темы – огромны, обе – перспективны до дрожи в пальцах. Исследование свойств диэлектриков открывает дорогу к получению тонкослойной изоляции для электропроводки, а это миллионы рублей, сэкономленных только на материалах. В этих же работах – выход на новые диэлектрики, такие, например, как полистирол. А это уже не только сам по себе прекрасный изолятор для нашей северной страны – с его высокой, до минус сорока, морозостойкостью и отличными диэлектрическими свойствами, но ещё и перспективный конструкционный материал. В воде не растворяется, легко формуется, ибо термопластичен, хорошо обрабатывается механически, отлично склеивается. Значит, что? – электрика, особенно в области изоляционных материалов в высокочастотной технике. А также: строительство, медицина, всякая бытовая мелочь, вроде небьющейся посуды, надёжная упаковка и так далее. Даже детские игрушки.
Вообще, стоит отметить, что именно тогда, с начала – середины 1930‐х годов начали разрабатываться основы физики полимеров как конструкционных материалов. Что, как мы сегодня видим, закладывало и фундамент целого технологического уклада. В котором полимеры «сидят» настолько плотно, что без них уже и не мыслима сама нынешняя цивилизация.
Анатолий Александров стоял у истоков этих технологий.
Следующий шаг – в смежные области. От диэлектриков к таким свойствам пластических масс, которые позволяют использовать их в качестве присадок к различным материалам, чтобы задавать им нужные свойства. Например, разработать высокоморозостойкую резину из синтетического каучука – опять же громадное значение уже не только для народного хозяйства, но и для обороны, ибо это – надёжные шины для самолётов.
А.П. Александров с сотрудниками лаборатории ЛФТИ.
Из открытых источников
Такие работы делали ЛФТИ уникальным центром науки. Причём науки прикладной, отвечающей на совершенно объективные требования индустриализации, что разворачивалась в СССР. Физтех, не отказываясь, разумеется, от теории (теоретики здесь были сильнейшие), решал дилемму между фундаментальными и прикладными исследованиями в пользу последних. За что и ценился руководством страны несравнимо выше той же Академии наук.
А вот в бытовом смысле жизнь на новом месте поначалу складывалась тяжеловато. Для жилья молодым физтеховцам определили ленинградский Дом учёных. Располагался он во дворце великого князя Владимира Александровича, младшего брата Александра III, то есть дяди последнего царя. Прекрасное здание на самой Дворцовой набережной, в двух шагах от Зимнего, ныне Эрмитажа. Но, как и во многих строениях послереволюционного Петербурга-Ленинграда, за красивым фасадом скрывалось довольно унылое содержание. Прежние кабинеты были превращены в спальни на пять-шесть коек, канализационные сети подтекали, отопление просто отсутствовало. То есть что-то вроде того общежития студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца из гайдаевской экранизации «Двенадцати стульев». Только не так смешно: по дому бегали громадные крысы и ничего не боялись. Настолько бесстрашны они были, что через сорок лет Анатолий Александров вспоминал, как приходилось спать, закрываясь обязательно с головой,
