Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин
Вернувшись домой, Ашхен попросила мужа разрубить эти мослы на несколько равных частей, и с тех пор в течение месяца они каждый день ели мясной бульон.
Наконец с губкомовской почтой пришло письмо из Тифлиса, от матери Ашхен. Мать, Вергиния Туманян, была категорически против свадьбы[91] и детей, поскольку Ашхен приходилась Анастасу троюродной сестрой. В случае такого родства старый обычай запрещает союз, писала тетя Вергуш. Анастас дважды перечитал письмо.
– Что же, – сказал он Ашхен. – Вот мое слово. Я собираюсь пойти против воли твоей матери. Ты мне уже жена, и я хотел бы, чтобы ты была мне женой и дальше. Если ты против воли матери, скажи.
– Мама, – сказала Ашхен, – имеет в виду, что от браков между родственниками могут родиться слабые или больные дети.
– Ребенок уже есть, – ответил Анастас, – поэтому обсуждать тут нечего.
4
РЕКОНСТРУКЦИЯ
1921 год. Январь
Москва
Сталин
Анастас привыкал к русскому холоду с трудом. В Баку он привык есть мало, на ходу, урывками. Стакан чая с куском хлеба, яблоко. В России зимой быть голодным нельзя. Тело тратит энергию на обогрев, если не поел, где взять энергию? А где взять еду? От холода и недоедания человек весь сжимается изнутри, душа каменеет.
Во-первых, нельзя вспоминать жаркий Кавказ, груши, виноград, сыр. От воспоминаний еще хуже, тоска сжимает грудь. Кавказ далеко. Хорошо, что удалось отправить беременную Ашхен в Тифлис[92]. Во-вторых, нужно двигаться. Ходить быстро, размахивать руками. Греть замерзшие пальцы дыханием. В-третьих, нужно тепло одеваться.
Отправляясь в Москву, он поддел под френч шерстяную кофту. Рукавицы, шарф, шапка-треух. Взял бы и валенки, но не идти же в Кремль в валенках?! Овчинный полушубок перетянул ремнем, на правый бок – кобуру с наганом. В полупустом вагоне промерз до костей. Чтоб отвлечься, пытался читать газету, но от холода глаза слипались, буквы расплывались в черные пятна.
От Курского вокзала до Кремля шел пешком, ходьба согрела. На перекрестках стояли патрули, солдаты жгли костры. У Анастаса дважды проверили документы. Обледенелые тротуары, грязный снег, конский навоз, голодные бродячие собаки и кошки. Прохожих нет – все сидели по домам, грелись, кто чем. Ждали, что будет дальше. Революция победила врагов, теперь нужно было побеждать разруху.
В 1975 году было опубликовано продолжение первой книги воспоминаний А. И. Микояна «Дорогой борьбы», где освещен период с 1919 по начало 1924 года. Библиотека Администрации Президента РФ/ Фото А. Полосухиной
Дошел до Спасских ворот Кремля, они были закрыты. Часовой велел идти к Боровицким воротам. Анастас зашагал по тропинке вдоль красной зубчатой стены. У Боровицких ворот охрана была серьезнее: пулеметное гнездо, обложенное мешками с песком, снег расчищен, горят газовые фонари.
Он вошел в знакомый дом, отдал охранникам оружие, снял полушубок. Его провели в кабинет. Был вечер, темно за окнами. В кабинет вошел невысокий человек, усатый, немного сутулый, движущийся небыстро, как бы плывущий в густом воздухе, излучающий приятную уверенность, помноженную на известное грузинское обаяние.
– Товарищ Микоян, здравствуйте.
Сталин протянул руку. Черные волосы, начинающие седеть, зачесаны назад. Малого роста, но ощущения, что смотрит снизу вверх, нет. Взгляд пристальный и при этом благожелательный.
Сталин был старше Микояна на шестнадцать лет. Пожимая его сухую ладонь, Анастас подсознательно, по-кавказски, уважительно поклонился – как младший старшему. И понял, что в этом невысоком грузине есть что-то особенное: да, они смогут работать вместе, но никогда не станут друзьями.
Сильный запах табака. Дымящаяся трубка аккуратно пристроена в пепельнице на столе. Вернувшись к столу, Сталин первым делом взял трубку. Анастас сел напротив.
– Курите? – спросил Сталин. Голос был глуховатый и негромкий.
– Нет.
Вошел бесшумный ординарец, поставил на стол два стакана с чаем и исчез. Только дверь слегка скрипнула.
– Все ли в порядке у вас, товарищ Микоян?
– Да.
– Как поживает семья?
Анастас слегка смешался.
– Жена… – сказал он, – беременна. Я отправил ее в Тифлис.
Сталин улыбнулся.
– И моя беременна. Видите, какое совпадение. Давно не были в Тифлисе?
– Почти год. Я работал в Баку. Сейчас направлен в Нижний Новгород.
– В Баку вы работали с Шаумяном?
– С Шаумяном, Джапаридзе, Коргановым.
Сталин нахмурился.
А. И. Микоян в начале 20-х. Фото НАА, ф. 1021, оп. 22, д. 883
– Их гибель – это преступление. Мы найдем виновных и накажем. Однако я считаю, что Шаумян, Джапаридзе и остальные пострадали из-за собственных ошибок. Им нельзя было покидать Баку. А каково ваше мнение?
Анастас выпрямил спину.
– Я не был членом бакинского Совнаркома, – ответил он. – Большинство в Совете проголосовало за эвакуацию. Я рядовой большевик, я подчинился. И я должен заявить… – Анастас понял, что горячится, повышает голос, и стал говорить тише, – я считаю, что с военной точки зрения Шаумян был прав. Когда пришли англичане, они продержались всего две недели. Как только английское командование разобралось в ситуации, оно приняло точно такое же решение, как и Шаумян, то есть оставить Баку.
Сталин молчал. Чтобы скрыть волнение, Анастас отхлебнул из стакана. Чай был горячий. Анастас решился.
– Наша ошибка, – сказал он, глядя на Сталина, – была в том, что мы недооценили внутреннего врага. Нам нужно было работать не только с бакинским пролетариатом, но и с моряками Каспийской флотилии. В решающий момент матросы встали на сторону эсеров и меньшевиков. Это был удар в спину.
Сталин кивнул.
– Как вы думаете, товарищ Микоян, в текущей ситуации от кого нам ждать удара в спину?
– Не знаю, – твердо ответил Анастас.
Сталин сделал паузу.
– Что вы думаете о Троцком?
– Я с ним не знаком, – ответил Анастас, – но видел его выступления. Я знаю, что он многим нравится. В моей организации в Нижнем Новгороде есть сторонники Троцкого. В армии Троцкий имеет большой авторитет. Заслуги Троцкого перед революцией велики, я их признаю. Но каковы результаты его практической деятельности в настоящее время, я не знаю.
– Товарищ Троцкий, – негромко произнес Сталин, – занимает должность народного комиссара по военным и морским делам. Какими, по-вашему, должны быть результаты его деятельности?
Анастас пожал плечами.
– Не знаю. Война окончена. Возможно, Троцкому, с его опытом и авторитетом, следует занять другой пост, другую должность.
Сталин улыбнулся, его усы двинулись.
– А если я вам скажу, что товарищ Троцкий желает занять пост руководителя партии?
Анастас тоже улыбнулся.
– Это невозможно.
– Для нас с вами – да. Но для товарища Троцкого – возможно.
Анастас покачал головой.
– Для меня руководитель партии – товарищ Ленин. Я читал его книги, я на них
