Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека» - Елизавета Михайловна Бута
Несколько месяцев все шло нормально. Авторитетные люди с Кавказа, казалось, утратили интерес к Иркутску, а с ребятами из Братска вроде бы удалось договориться. Так продолжалось до тех пор, пока бизнес Киселева не дал сбой и ему не потребовались деньги. Где он их взял, уже не имеет значения, потому что слухи в тесном криминальном мире Приангарья имели то же значение, что и в колониях. Если где-то стали роиться слухи, то никакая правда уже не поможет. Слухи всегда побеждают, но можно заставить людей замолчать и выиграть для себя немного времени.
Стали говорить о том, что дела у Киселева шли не так уж гладко и он взял деньги из общака, чтобы поправить положение. Это был сокрушительный удар по репутации. Один за другим старые друзья стали выходить из-под начала Киселева, бизнесмены отказывались от услуг его «охранного предприятия», а жена жаловалась, что от нее отвернулись все подруги. Кто-то шепнул Киселеву, что слухи распускает Кирс, старый школьный приятель. Павел к тому моменту был уже целиком во власти боевого азарта.
— Такое нельзя прощать. Прав или не прав. Люди должны знать, что бывает за такие слова, — сказал Павлу как-то человек с неприятным лицом, имени которого никто из персонала бара так и не мог вспомнить. Единственное, что про него знали, — это то, что он работал когда-то пожарным, так как однажды долго рассказывал про устройство пожарной машины.
Киселев отправил на дело пару своих близких друзей, снабдив их в дорогу оружием, канистрами с бензином и гранатометом «Муха», чтоб уж наверняка. Сам Павел предпочел задержаться в баре, но долго не выдержал и тоже помчал на Коммунистическую, чтобы посмотреть, как вершится правосудие.
Двухэтажный особняк Кирса облили бензином, подожгли, а затем, для верности, вход разбомбили из гранатомета. Никто в доме не имел ни единого шанса на спасение. Треск огня, грохот рушащихся балок и женские крики в адском пламени запомнились жителям Коммунистической улицы надолго. Сначала пожарные вынесли из дома тело семнадцатилетней дочери бизнесмена. Затем на улице появился мешок с телом жены. Живой удалось найти только тещу Кирсанова: ее спасло то, что она жила в угловой комнате и на момент взрыва была достаточно далеко от эпицентра.
Кирс приехал к своему дому, когда уже начало светать, а Киселев, наблюдавший в машине за тем, как догорает дом бывшего друга, впал в тяжелую дрему. Павел проснулся, когда Кирс с обезумевшими глазами стал бегать по участку. Киселев в ужасе открыл дверь машины, вышел и хотел было ринуться к другу, но потом обмяк, оперся на открытую дверь и просто молча наблюдал за происходящим.
— В случае чего я даже не успею тебе ничего сказать, — звучали в голове слова Кирса, сказанные когда-то…
Когда Кисель пришел в себя, он понял, что нужно собирать накопленное и уезжать из страны. Теперь им руководил не только гнев, но и страх. А медведь в отчаянии страшен еще больше. Загнанное в угол животное уже не боится умереть, но хочет сокрушить все вокруг себя. В течение нескольких дней Кисель собирал старые долги, отбирал машины, поджигал тех, кто уже не собирался ничего возвращать. Один человек с парочкой подручных за несколько дней заставил город полыхать в огне. Перед отлетом Киселев более-менее пришел в себя и осознал, что собирается уехать навсегда. Он зашел к нескольким друзьям на прощание, заглянул к Соломинским, порасспрашивал подросшего Мишу Соломинского о том, как идут дела в спортивной секции, а потом отправился в аэропорт.
Когда самолет приземлился в Праге, Киселев понял, что ему уже ничто не угрожает. Чехия казалась ему не просто другой страной, но иным миром. В России он был уже объявлен в розыск, но Интерпол еще не был задействован. Несколько месяцев Киселеву удавалось скрываться от преследования, но потом он купил машину, попал в аварию, и полиция выяснила, что виновник происшествия — разыскиваемый преступник. Тогда, в конце 1990-х, Европа уже основательно устала от легенд о неуловимом киллере спецслужб Солонике. Власти европейских стран опасались растекающихся по всем уголкам Старого Света личностей с темным прошлым и бесконечным количеством наличных денег. Они не способны были жить по закону, поэтому при любой возможности власти старались сплавить их за пределы своей юрисдикции. Интерпол благополучно экстрадировал Киселева назад, в Иркутск. Как только самолет приземлился в родном городе у берегов Байкала, с Киселева сняли легкие, чуть ли не пластиковые чешские наручники и надели «родные» — тяжелые, проржавевшие, произведенные еще в СССР.
Следствие длилось несколько лет. Киселева с подельниками обвиняли в нескольких убийствах и поджогах, но в 2002-м суд оправдал его за недостаточностью улик. Павел Киселев буквально опьянел от успеха. Если даже суд признал его невиновность, о чем вообще может быть речь? Теперь-то дело за малым — нужно было вернуть себе свою жизнь!
За эти несколько лет Киселев потерял все. Накопленный капитал ушел на судебные издержки, посылки и свидания. Восстановить справедливость и доказать, что он не трогал общак, удалось, но из «смотрящих» Киселев выбыл. Охранную фирму пришлось закрыть. Мир безнадежно изменился. Передел сфер влияния был завершен, а Киселев не желал этого признавать. Оставаться в городе было опасно. У Павла здесь было много врагов и конкурентов, а когда он объявил о своем намерении вернуть власть над Иркутском и Ангарском, многие призадумались. Киселев понимал, что со дня на день с ним что-то может случиться, но не хотел признавать поражения. Уехать из города и начать все с чистого листа значило бы перечеркнуть все прошлое. Это казалось куда более сложной задачей, чем просто объявить новый этап войны. Чтобы вернуть себе власть, нужно было обезглавить Иркутск и заручиться поддержкой влиятельных людей. Он уже это проходил.
Несколько месяцев казалось, что все действительно возвращается на круги своя. Любящая жена каждый вечер ждала его с горячим ужином. Миша Соломинский искренне радовался, когда Павел решал навестить мальчика. Однажды он провел весь вечер с подростком, обучая его разным боевым приемам. Через неделю Миша выиграл районные соревнования по борьбе и после этого всегда чуть ли не подпрыгивал при виде Павла. В городе многие люди по старой памяти относились к Павлу с настороженностью и уважением, а вскоре Киселев, как в былые времена, стал уходить куда-то днем и вести долгие деловые переговоры. В семье снова появились деньги, но вместе с ними в квартире поселился и страх.
