Гафт и Остроумова. История любви - Михаил Александрович Захарчук

дело, – продолжал Никулин, – Герман работает «под хронику», его картины предельно проникнуты духом того времени, о котором идет речь, и это достойно всяческих похвал. Но нас-то с Люсей Гурченко, с нашей элементарной узнаваемостью, люди никак не соотносят с той порой. Это просто невозможно. Тут хоть наизнанку вывернись, но все равно у зрителя останется хоть крохотное, но недоверие. Надо было Герману найти на главные роли артистов с периферии, и тогда бы его «документализм» сработал по полной программе. Он, конечно, человек хороший и профессионал сильный. И со временем он сам поймет, что допустил ошибку. А я, поскольку все же соблазнился выгодной ролью, не имею права задним числом казаться умнее, чем есть на самом деле. И вообще, может быть, я ошибаюсь…»

Как и всякий мудрый человек, Никулин почти всегда сомневался, не рубил с плеча, был терпеливым и снисходительным. Фронтовика Симонова отличали те же самые качества. Тем более дорого для меня то, что великий писатель так замечательно отозвался о Валентине Иосифовиче. Гафт действительно сыграл в симоновском спектакле, возможно, одну из лучших своих ролей. Сам он на сей счет говорит следующее: «Я впервые играл «Двадцать дней без войны», где человек высказывает довольно разумные вещи. Это была первая моя роль, где я сошел за умного. Я пытался думать на глазах у камеры, надоело быть идиотом. Увы, но я слишком поздно стал показывать, играя, что я думаю».

…Спектакль «Из записок Лопатина» по повести «Двадцать дней без войны» «Современник» поставил к 30-летию Победы в Великой Отечественной войне. Свою пьесу автор назвал «повестью для театра» и писал ее сам, хотя и привлекал для консультаций Иосифа Рейхельгауза, Олега Ефремова и Лилию Толмачеву. Заглавие тоже принадлежит Симонову. Оно явно не театральное и, по существу, даже не заглавие. Но Константину Михайловичу уж очень хотелось получить от театра не столько игры актеров, сколько особой формы повествовательности – разговора на животрепещущую тематику великой войны. Режиссер как нельзя лучше понял авторский замысел и поставил именно то, что хотел Симонов: спектакль-монолог, спектакль-дневник, спектакль-раздумье. В нем всего-то три персонажа: Лопатин, Редактор и Машинистка. Остальные действующие лица появляются на сцене и исчезают по мере того, как Лопатин, углубляясь в свои записи, воскрешает в памяти эпизоды прошлого. Причем эти воспоминания для него не самоцель. Он настойчиво ищет связь между минувшим и настоящим, поверяет несколько своих дней без войны своей жизнью, прожитой на войне.

Сюжета как такового спектакль тоже лишен. Перед нами – напряженное и горячее время первой половины 1943 года. Уже стало ясно, что мы победим. Вот только когда – никому не известно. Военный журналист Лопатин приезжает на несколько дней в Ташкент. На местной киностудии снимается фильм по его фронтовым очеркам. И это главная цель его кратковременной, не очень-то и желательной командировки, ибо все его мысли там, на передовой, где куется желаемая победа. Меж тем обстоятельства складываются так, что между случайными встречами, разговорами и делами на журналиста внезапно нахлынула – нет, даже обрушилась короткая, как озарение молнии, любовь. Потом, естественно, расставание, отъезд на фронт. Ну, какой здесь сюжет. Так, выхваченные из течения жизни некоторые эпизоды. За ними нет драматургического масштаба, и практически отсутствует столь нужная для сцены динамика. Все просто, почти камерно. Предельно сдержанна и режиссерская постановка. Действие проходит без такого важного сценического атрибута, как занавес. Сценографическое оформление – спартанское. В этом смысле художник Давид Боровский не имеет себе равных. Мы видим только стол с печатной машинкой на нем, кровать. Еще всюду листы рукописи. Персонажи на сцене появляются и уходят на подвижных платформах. Другими словами, режиссер и художник всеми доступными им средствами и формами добивались особой камерности и исповедальности спектакля. По– иному было трудно, если вообще возможно, оправдать перманентные внутренние монологи Лопатина.

В этом смысле перед Гафтом стояла задача бесконечной сложности: в основном самому держать зал в продолжении более чем двух часов. По единодушному мнению критики, коллег, а главное, зрителей, Валентин Иосифович блестяще справился со своей многотрудной ролью. Не так-то просто было со сцены показать сомнения и размышления военного журналиста, над которым дамокловым мечом всегда висит смерть. Гафт по-настоящему вжился в роль Лопатина. Актеру удалось соединить в себе крайности личности персонажа, которые, сплетаясь, образовывают ее особую цельность. Герой Гафта – одновременно военный и штатский, мягкий и непреклонный, много повидавший, но сохранивший примечательную, почти юношескую непосредственность в восприятии действительности.

Отдадим должное и коллегам Валентина Иосифовича. Прежде всего Андрею Мягкову, который отлично сыграл коллегу драматического героя. Веденеева, в отличие от Лопатина, война, увы, сломила. Этого человека захлестнули нравственные пороки. Ожесточили его, унизили морально и физически. Он неопрятен – первейший признак внутреннего разлада личности. В разговорах постоянно сам себя уничижает. Но в отдельных моментах дает Лопатину все же почувствовать, что он не падший окончательно.

Ника, героиня Марины Нееловой, – полная противоположность Веденееву. Именно благодаря таким людям будет добыта полная и окончательная победа над ненавистным врагом. Ника, хрупкая и нежная женщина, демонстрирует не только волю и цельность характера, но и всесокрушающую любовь, не важно, что она случилась с первого взгляда. Ее чуткое сердце понимает, что любовь Лопатина тоже настоящая, ради которой и стоит жить, сражаться, верить, преодолевая любые тяготы и невзгоды.

…За годы советской власти в театрах страны было поставлено великое множество спектаклей, так или иначе связанных с самой страшной в истории человечества войной. А накануне 30-летия Великой Победы военная тематика в отечественной драматургии стала вообще превалирующей. Спектакль «Современника» «Из записок Лопатина», где главную роль сыграл Гафт, не только не потерялся в этом тематическом полноводном потоке, но стал одним из лучших. Потому что своим пронзительным звучанием удивительно отзывался в тогдашних людских надеждах и чаяниях…

Конец семидесятых – начало восьмидесятых выдались в родном театре для Гафта достаточно плодотворными. Он сыграл Кухаренко в «Обратной связи» А. Гельмана (режиссеры Г. Волчек и М. Али-Хусейн); Генриха IV – «Генрих IV» Л. Пиранделло (режиссер Л. Толмачева); Горелова в «Спешите делать добро» М. Рощина (режиссер Г. Волчек); Людовик ХIV в «Кабале святош» М. Булгакова (режиссер И. Кваша); Вершинина в «Трех сестрах» А. Чехова (режиссер Г. Волчек).

В этот период он если еще и не достиг пика своих творческих возможностей, то уж, во всяком случае, давно преодолел его подножие. Ежегодно у него случались премьеры. Тогда же стал заслуженным артистом РСФСР. И тогда же Галина Борисовна Волчек дала ему весьма скромную роль пожилого лакея Фирса в «Вишневом саде» А. Чехова.

Премьера одной из самых сложных и даже загадочных пьес Антона Павловича «Вишневый сад» состоялась в январе 1904 года. А