Александр Македонский. Царь Всего - Сергей Иванович Ковалёв

Восстание Сатибарзана показало, что юго-восточные сатрапии – Ария, Дрангиана, Арахозия – могут стать очагами враждебного македонянам движения. Поэтому Александр решил продолжать путь на юг, в Дрангиану. Сатрапом этой области был сторонник Бесса Барсаент. Он бежал в восточную Арахозию, но был выдан Александру и казнен.

Осенью 330 г. до н. э. македонское войско находилось в столице Дрангианы Фраде (теперь Пешаверун). Здесь впервые оппозиция македонской знати вылилась в открытой форме. Александр получил донос, что против него существует заговор, во главе которого стоит один из этеров, Димн. Некоторые обстоятельства дела бросили сильную тень на сына Пармениона Филоту, начальника конницы. Оказалось, что он знал о существовании заговора, но ни слова не сказал об этом царю. Немедленно все заговорщики были арестованы, в том числе и Филота. Димн смертельно ранил себя при аресте, остальных, как государственных преступников, согласно македонским обычаям, судило собрание войска. Они были осуждены на смерть и тут же заколоты копьями.

После этого Александр послал в Экбатаны Полидаманта, одного из преданных ему этеров. Часто меняя быстроходных верблюдов, день и ночь скакал Полидамант, торопясь опередить слухи о казни Филоты, которые могли дойти до Экбатан о казни Филоты. Приехав туда, он явился не к Пармениону, а к подчиненным ему стратегам и передал им письмо Александра. В письме царь сообщал об измене Филоты и Пармениона и приказывал убить своего старого полководца. Приказ был выполнен. Когда македонские войска, стоявшие в Экбатанах, узнали об убийстве Пармениона, пользовавшегося среди них большой популярностью, они подняли было восстание. Но их представителям сейчас же прочли письмо Александра, и мятеж прекратился.

Таков краткий и наиболее достоверный рассказ о событиях осени 330 г. до н. э., который можно извлечь из противоречивых показаний наших источников. Вне всяких сомнений стоит факт организации заговора на жизнь Александра, в котором была замешана часть македонской знати. Заговорщики, насколько можно судить, в своем большинстве не принадлежали к числу наиболее старых и родовитых слоев. Следовательно, социальный состав заговорщиков был несколько иным, чем в том заговоре, от которого погиб Филипп. Убийство Филиппа, как мы видели, явилось делом рук представителей старых княжеских родов Македонии, окончательно лишенных политической самостоятельности отцом Александра. Здесь же участницей заговора была македонская знать филипповской формации, в свое время поддерживавшая политическую централизацию Македонии, поддерживавшая Филиппа и первое время целиком стоаявшая за его сына.

Выше мы указывали, каким образом в среде этой знати стало зарождаться противодействие политике Александра., Оно вырастало на почве обширных завоевательных планов царя, которые шли гораздо дальше того, с чем могли согласиться основная масса македонской знати и руководящие круги греческого общества. Образование «мировой монархии» пугало македонян и греков, так как это означало потерю того привилегированного положения, на которое они могли бы рассчитывать, если бы новое государство ограничилось только западными областями персидской монархии. И действительно, поведение Александра внушало им все больше и больше опасений именно с этой точки зрения. Уже в начале похода македонский царь, как мы видели, начал проводить очень своеобразную и странную с греко-македонской точки зрения политику: он оставлял без сколько-нибудь существенных изменений персидскую систему областного управления, назначал сатрапами персов, выказывал максимальную терпимость к местным обычаям, идя здесь, как показали события в Египте, чрезвычайно далеко.

После гибели Дария политика Александра в этом отношении становится еще последовательнее. Не только продолжается практика назначения сатрапами персов (иногда рискованная для самого Александра, как показал случай с Сатибарзаном), но царь начинает привлекать персов в состав своих этеров, набирать персидскую молодежь для обучения ее греческому языку и военному делу македонян и даже вводить придворный персидский церемониал. Все эти мероприятия показывали, что Александр начинает смотреть на себя как на восточного монарха, преемника власти Ахеменидов. И это был, конечно, не только каприз молодого царя и увлечение пышной обстановкой персидского двора: здесь происходил имевший огромное историческое значение процесс сращивания персидской знати с македонянами-завоевателями, двух великих культур – греческой и восточной, происходило образование нового единого государственного организма, в котором должны были, по мысли Александра, исчезнуть все местные особенности.

Как могли относиться к этому греки и македоняне? Некоторые из них, наиболее близкие к Александру, наиболее передовые, наименее связанные с греко-македонской почвой и греко-македонскими предрассудками, поддерживали его целиком. Это были, главным образом, личные друзья Александра: Гефестион, Птолемей, Неарх и др. Но большинство греков и македонян должно было совершенно иначе реагировать на восточную политику царя. Они смотрели на себя только как на завоевателей, а на персов и другие восточные народы, – только как, на завоеванных «варваров». Для них сохраняла все свое значение теория рабства, несколько позднее сформулированная Аристотелем: «Варвар и раб по природе своей понятия тождественные. Уже непосредственно с момента самого рождения некоторые существа различаются в том отношении, что одни из них как бы предназначены к подчинению, другие – к властвованию… Те люди, которые в такой сильной степени отличаются от других людей, в какой душа отличается от тела, а человек от животного… те люди по природе своей – рабы…»

Александр был учеником Аристотеля, – но только не в этом вопросе. То место, на которое его выдвинула история, заставило его изменить традиционные взгляды на отношения между греками и «варварами». Он сумел стать выше этих взглядов, отражая в своей политике новые идеи о равенстве по природе всех людей. Эти новые мысли существовали тогда лишь в зародыше и были развиты теоретической мыслью древности лишь позднее. Во всяком случае, они были еще совершенно чужды рядовым грекам и македонянам. И когда они увидели, что политика Александра грозит их привилегиям завоевателей, что в новом государстве персы будут занимать то же самое положение, на какое претендовали они сами, – должен был произойти взрыв…

Заговор 330 г. до н. э. и был первым открытым проявлением греко-македонской оппозиции против восточной политики Александра. Для оценки его значения важно выяснить вопрос о виновности Филоты и Пармениона. Филота, занимавший чрезвычайно важный пост начальника конницы этеров, был типичным представителем новой македонской знати: богатый, щедрый к друзьям и хвастливый, он с величайшим презрением относился не только к персам и всем восточным народам вообще, но и к рядовым македонским воинам, которые его терпеть не могли. Оппозиционные настроения Филоты, насколько можно судить по нашим источникам, впервые проявились в Египте, в связи с обожествлением Александра. Правда, дальше разговоров дело здесь не шло, и царь, по-видимому, не обращал на них большого внимания. После Египта и вплоть до самой катастрофы 330 г. до н. э.