Отравительницы, куртизанки, анархистки. Дело о ядах и другие истории знаменитых преступниц - Марк Лефрансуа
Так, утверждалось, что у Кайо были многочисленные источники дохода в Марокко; что, получив должность министра, он сохранил свои посты в различных банках (например, в Crédit foncier d’Égypte[13]); что он поддерживал связи с некоторыми инвестиционными банками, и это позволило ему провернуть «удачные биржевые сделки». Все для того, чтобы доказать непостоянство Кайо по вопросу о прогрессивном подоходном налоге – а он действительно несколько раз менял свое мнение на протяжении карьеры.
Чтобы нанести ему еще более чувствительный удар, 13 марта 1914 года Кальметт опубликовал письмо министра 13-летней давности, которое он адресовал мадам Лео Кларети – женщине, которая позднее стала его супругой, но на тот момент все же была замужем за другим. Письмо было частично искажено таким образом, чтобы продемонстрировать факт адюльтера, а значит, склонность Кайо обманывать вообще. В письме Кайо представал в образе настоящего мошенника или (если посмотреть под другим углом) настоящего политика, который знал, как обойти подводные камни и добиться желаемого. Ведь он писал не одни только сентиментальные строки, но и признался также, что заблокировал введение прогрессивного подоходного налога, одновременно делая вид, что поддерживает его: «Меня одобряли правые и центристы, и я не слишком разочаровал левых, ведь в нужный момент мне удалось нанести удар и по правым».
В доме Кайо эта публикация произвела эффект разорвавшейся бомбы. Если верить некоторым информаторам, в следующий вторник Кальметт планировал опубликовать и другие письма. Среди них была его переписка с будущей второй женой, Генриеттой, но, когда она велась, он еще не разошелся с первой супругой. Таким образом, можно было предположить, что любовные привязанности министра подвержены тем же колебаниям, что и его взгляды на подоходный налог. Все было направлено на то, чтобы изобразить его человеком, которому нельзя доверять, который обманывает всех и вся и меняет мнение в зависимости от того, что ему сейчас наиболее выгодно.
Из-за страха перед последующими публикациями чете Кайо пришлось действовать. Через несколько недель должна была состояться предвыборная кампания, и следующие выходные министр планировал провести в Сарте, надеясь, что это поспособствует его переизбранию. Он поручил жене узнать, какие шаги им следует предпринять для собственной защиты, поскольку ситуация стала критической. Генриетта Кайо обратилась за советом к своему адвокату, мэтру Торелю, который предложил ей подать гражданский иск за публикацию личных писем без согласия их отправителя.
Проект иска она показала мужу 15-го числа, вечером воскресенья, но оставались сомнения насчет целесообразности этого шага в принципе. Даже министру было непросто подать в суд на главного редактора такой влиятельной газеты, как Figaro, особенно в начале избирательной кампании. Они решили, что на следующий день заручатся поддержкой у судьи Монье. Утром 16 марта Кайо позвонил ему, чтобы договориться о встрече, но их графики не совпали, так что в конце концов именно Генриетта должна была принять судью в 10:30 утра в их доме на улице Альфонс-де-Невиль.
Судья ознакомился с иском, составленным мадам Кайо, и уведомил ее, что, согласно французскому законодательству, потерпевшая сторона могла рассчитывать лишь на взыскание ущерба за распространение порочащей информации. Предотвратить публикацию писем было невозможно. После встречи с судьей мадам Кайо отправилась в Министерство финансов, чтобы поговорить с мужем.
Внимательно выслушав ее рассказ, в гневе он поклялся, что «выбьет из Кальметта всю дурь». Восклицание подбодрило его супругу. Если бы он не произнес этого, она бы сочла его трусом, но вместе с тем ей было сложно представить, что ее муж-министр пойдет на то, чтобы ради нее как-то навредить другому человеку. Остаток дня Генриетта провела в раздумьях, как предотвратить публикации. Сначала она подумывала о том, чтобы покончить с собой, но это не принесло бы никакой пользы. Пара пообедала вместе, и из-за присутствия слуг их беседа протекала беззаботно и никак не касалась той темы, которая на самом деле занимала обоих. Затем Кайо отправился в Сенат.
Генриетта осталась наедине со своими мыслями. Она отправила уведомление, что не пойдет на прием, который в тот вечер устраивал итальянский посол, затем взяла себя в руки и решила, что ей нужно вмешаться лично, выступить против Кальметта, пригрозить ему и тем самым помешать обнародовать письма. Почувствовав себя лучше, она поехала в бюро по трудоустройству, чтобы подобрать новую кухарку. Было три часа дня. В процессе собеседования она вдруг подумала о том, чтобы прийти в редакцию Figaro и устроить там скандал. Но как? На ум ей пришло огнестрельное оружие – можно было бы выстрелить в воздух, припугнуть, показать глубину своих страданий, заставить их всех там побегать. В свое время ее отец подарил ей револьвер, но его она потеряла.
Тогда ей в голову пришла идея купить новый. Раньше она покупала мужу охотничьи патроны в оружейном магазине Gastinne-Renette. Там мадам Кайо выбрала браунинг (удобный в использовании, но чувствительный), попробовала и купила его. Затем она положила в сейф в банке «Лионский кредит» некоторые бумаги своего мужа, заодно забрав его дневник, как он просил накануне. Домой она вернулась между 16:00 и 16:30, переоделась. Она твердо решила отправиться сегодня в редакцию Figaro. Перед тем как уйти снова, она оставила записку, в которой просила у мужа прощения. Она не хотела, чтобы он компрометировал себя в стычке с Кальметтом: «Я сама совершу правосудие… Ты нужен Франции и Республике, я все сделаю самостоятельно». Она планировала отомстить Кальметту, но не убивать его. Совершить правосудие – не то же самое, что совершить убийство.
Водитель высадил ее возле редакции в 17:15. Она попросила отвести ее к главному редактору. Того не было на месте, но он должен был вскоре вернуться. Мадам Кайо прождала час, а затем спросила у секретаря, не явился ли месье Кальметт. Тогда же он и прибыл в редакцию, она передала ему свою визитку и подождала еще какое-то время. Кальметт вошел вместе с Полем Бурже, который спросил его, собирается ли тот принять посетительницу. «Как я могу отказать женщине?» Секретарю, который ожидал его решения, он велел привести
