На крыльях любви. История создания метода Тета-исцеления - Гай Стайбл

* * *

Когда мой дед умер, отец (его тоже звали Чарльзом) заключил партнерство со своим братом. С этого момента мы всю жизнь проводили в пути, занимаясь двумя хозяйствами, которые разделяло расстояние без малого полтораста километров.

Вся деятельность на нашем ранчо зависела от перегона скота. Зимние месяцы стада находились в более низменных районах, в Айдахо, а летом их перевозили транспортом на горные пастбища в Монтане. За несколько лет до этого мой дед принял мудрое решение перейти с овец на крупный рогатый скот. Когда стада благополучно достигали горных склонов в долине Сентенниал, мы наконец могли вздохнуть с облегчением.

Долина Сентенниал была нашим излюбленным местом. Она расположена к северо-востоку от главного материкового водораздела, образованного хребтами на границе Монтаны и Айдахо, и лежит на высоте около 2 тысяч метров над уровнем моря, в округах Биверхед и Мэдисон. Горы Сентенниал образуют ее южную границу, а цепь Грэвелли ограничивает ее с севера. Внизу по долине протекает мутная река Ред-Рок, воды которой питают верхнее и нижнее озера с тем же названием. Фермы, находившиеся во владении моего отца и дяди, сохранили название, данное им прежними владельцами. Угодье Прайс находилось несколько ниже по склону, а угодье Кристенсон было повыше и располагалось дальше, по направлению к Йеллоустонскому национальному парку.

И по сей день экологическая система в этой долине является наиболее благополучной в Монтане, в том числе благодаря владельцам ранчо, которые вот уже более ста лет поддерживают экологический баланс. Здесь можно спокойно повстречать лосей, оленей вапити, ланей, многие виды хищных птиц. Но, пожалуй, самое поразительное – это звенящая тишина долины. Такая тишина пугает многих городских людей, которые не привыкли к отсутствию звуков. Но некоторые совершенно влюбляются в это место, покоренные «беззвучием» ее звуков, одновременно тихих и оглушающих.

Эту долину можно назвать самим воплощением покоя. Именно покой лучше всего объясняет, почему многие предпочитают жить и работать там. Владельцы ранчо сами вам об этом не расскажут, нет. Для них любовь к природе – это что-то, о чем они не любят говорить, возможно опасаясь, что иначе все защитники природы и романтически настроенные любители обнимать деревья приедут туда и, даже из самых лучших побуждений, нарушат их покой и одиночество.

Жизнь тех, кто связаны с ранчо, строится на двух вещах настолько взаимосвязанных, что они составляют как бы одно целое: это их скот и земля, которая скот кормит. Я еще застал такие семьи, занимавшиеся животноводством или сельским хозяйством, которые придерживались традиционного уклада, но сейчас их образ жизни исчезает точно так же, как это происходило с индейцами в начале XIX века. Разница только в том, что современное вторжение на их территории уже не связано с пришельцами извне, а исходит со стороны своих же людей, которые под видом сохранения земель предпринимают их захват. Борцы за сохранность окружающей среды, несомненно, движимы благими намерениями, однако они так и не смогли понять одной вещи: эти земли не раздроблены на более мелкие участки и не отданы под индустриальную застройку только потому, что от этого их оградили эти сильные люди – семьи владельцев ранчо, несколько поколений которых работали на этой земле.

Образ жизни людей, так или иначе связанных с ранчо, можно определить одним словом, понятным каждому коренному жителю Америки. Это слово – свобода. Именно свобода и одиночество являются неотъемлемой частью этого находящегося под угрозой исчезновения жизненного уклада. Мне больше всего нравилось именно одиночество – в тишине долины Сентенниал можно было услышать только биение собственного сердца и звук ветра… на километры вокруг не было ни одной живой души.

То ощущение покоя, которое природа дарит людям, жившим в тесном контакте с ней с детства, не поддается описанию. Оно не покинет тебя, если бы ты даже этого захотел. Рассказать о нем другим сложно, это мистическое ощущение, и поэтому оно неописуемо, как впечатление, которое нельзя облечь в слова или в мысль. Если у тебя внутри есть эта связь с природой, она безусловна, ибо это нечто совершенно непостижимое, это ощущение появляется в тебе, когда ты еще младенец, и потом никогда тебя не оставляет. Оно наполняет твои органы чувств невероятной красотой – порой ее даже трудно вынести, ведь она больше, чем нам дано пережить и описать языком наших чувств. Тот, кого затрагивает это мистическое чувство, не будет о нем говорить. Оно сочетает в себе грусть и радость, восторг и печаль. В нем много разных эмоций, как много лиц у природы. Об этом могут судить те, кто знают, как остановиться и понаблюдать за ней внимательнее. Даже несколько часов созерцания покажут, до какой степени изменчива природа. Она, вне всякого сомнения, связана с женским началом, но в ней скрыта и мужская сущность – о ней нам нашептывают древние легенды о «зеленом человеке», служившим воплощением природы в мифологии кельтов.

В водовороте современных технологий вибраций природы можно уже не ощущать, но это чувство обретаешь снова, когда понимаешь, что без природы этих технологий вовсе бы не существовало. Все, что мы используем для строительства города, берет свое происхождение из природы. Осознав это, ты понимаешь, что между людьми и муравьями на самом деле очень много общего. Если вы когда-нибудь пристально следили за жизнью муравейника, то наверняка замечали, что в радиусе полутора метров от него земля будет абсолютно чистой – ни хвоинки, ни прутика. Муравьи используют любые доступные материалы, без остатка, а потом строят себе новый дом. Но в любом случае, последнее слово всегда остается за Землей. Муравейник разрушится и исчезнет, на его месте возникнет что-то другое. Я могу предсказать, что однажды Земля заберет обратно те места, где выросли города, а мы вернемся в природу – все проходит через естественный цикл.

Моя жизнь до 12 лет была хорошей, но ценность тех лет я по-настоящему понял только сейчас. Потом настало время работать. Отец был для меня героем, я хотел во всем походить на него, поэтому, когда он, в своей безыскусной манере, предложил мне заняться делом, я последовал за ним, чтобы узнать, что значит трудиться. Помню его слова: «Можешь подсобить человеку – подсоби».

Мое первое знакомство с сельским трудом состоялось на ранчо Джонсов, неподалеку от нашего хозяйства в Монтане, где я занимался клеймением скота. Начав с раннего утра, за один день мы с отцом и другими крепкими парнями, поднаторевшими в укрощении молодых бычков, поставили клейма на