На линии огня - Михаил Сидорович Прудников
Оберштурмфюрер не исключал присутствия в вермахте людей, симпатии которых больше склонялись на сторону большевиков или, скажем, так: симпатии которых были просто не на стороне Гитлера. Уже одно это могло толкнуть их на связь с партизанами. На пути к своей карьере он не однажды встречал среди немецкой нации убежденных противников фашизма. Почему бы таким человеком и не оказаться Юргену Францу?
Конечно, можно было одним махом решить этот вопрос — особо не утруждая себя поисками доказательств, добиться собственных «признаний» фельдфебеля, и сделать это так, что тот и на суде не захочет отказаться, почитая смерть за гораздо лучший исход, нежели отправка материалов дела на доследование.
«Можно, предположим, довести Франца до признания и в том случае, если он абсолютно невиновен, — рассуждал Фибих. — А если он виновен? Тогда, пожалуй, с этим торопиться не стоит. Надо, держа снасть в руках, привязать к ней крючок, и не рыболовный!» — радовался своей шутке Фибих, мимолетно вспомнив увлечение фельдфебеля.
Поскольку рано или поздно, вне зависимости от истины, Франц «признается» во всем, что от него и потребуют в гестапо, Фибих уже сейчас стал исходить из этого помысла, подстраивая свои мысли и чувства сообразно вырисовывающейся модели.
Шеф гестапо считал свой план не просто безукоризненным — элегантным. Главную роль в нем должна была сыграть дочь Юргена Франца, которую Фибих от имени отца и без его ведома пригласил в Полоцк, затем снял с поезда в Оболе и надежно укрыл в дальнем гарнизоне. Исподволь, еще не зная, как близок к реальной истине, он внушал фельдфебелю убежденность в том, что его дочь будто бы похищена партизанами.
Одновременно он ограничил слежку за Францем лишь соглядатаем в жандармерии, чтобы у фельдфебеля не возникло никаких преждевременных подозрений на этот счет.
Следующим актом задуманного плана должно было стать письмо к фельдфебелю якобы от имени партизан. Фибих считал себя большим мастером в составлении подметных посланий и с удовольствием предвкушал, сколь точный адрес будет иметь это письмо. Нет, в нем будут содержаться не угрозы или требования — в нем будет обычное, даже простодушное согласие некоей девушки сотрудничать с народными мстителями. И вот тогда-то Фибих посмотрит, куда качнется неуверенным маятник души фельдфебеля, вот тогда-то он и выйдет на сцену, чтобы блистательно разыграть финал.
Все было бы чудесно, если бы столь тонко задуманную операцию внезапно, еще в зачатке, на корню, не испортили партизаны. Мало того, что они уничтожили детище шефа гестапо — гарнизон с курсами по подготовке младших командиров карательных экспедиций, мало того, что они захватили в плен нескольких офицеров и наверняка вытянули из них исчерпывающие показания, так они еще увели из гарнизона и дочь фельдфебеля! Дочь, на которую он делал в своей игре такую ставку!
Правда, последнее обстоятельство одновременно и огорчало, и возбуждало Фибиха. Он вообще принадлежал к тому типу людей, истинных солдат фюрера, для которых даже такая весомая потеря, как разгромленный гарнизон курсантов, сразу становилась пустяком, ибо начальство не было осведомлено об истинной его специализации и назначении, и в отчете он оказался случайной «жертвой бомбардировки и превосходящих сил противника, дрался и погиб геройски во славу фюрера», — так что нагоняя на это событие ждать не приходилось.
О двухстах жизнях своих соотечественников Фибих забыл мгновенно, словно их и не существовало. А вот об одной помнил крепко. Помнил, потому что она разрушала столь дорогой ему «элегантный» план.
Собственно, ход с подметным письмом, как и прежде, не исключался. Но теперь Фибих не торопился с ним — кто знает, рассуждал он, не получит ли Юрген Франц за это время настоящего письма. ВО всяком случае, полностью исключать такой вариант нельзя.
Торопясь завершить задуманное, Фибих вызвал адъютанта, поинтересовался:
— Что у нас есть о фельдфебеле?
— Ничего особенного, герр оберштурмфюрер, — осторожничая, ответил адъютант. — Ведет себя обычно, отклонений не замечалось. В последние дни сокрушается о дочери. Уверен, что она попала в плен к партизанам, и считает ее погибшей. Вел знакомство с женщиной по имени Галя. Сейчас прекратил.
— Почему?
— В связи с отъездом женщины из города Полоцка.
— Куда?
— Пока не установлено, герр оберштурмфюрер.
Фибих вышел из себя:
— Я работаю с идиотами! Что значит — пока не установлено?! Вы должны были знать об этой женщине все, вплоть до того, какие она предпочитает духи даже какое носит белье.
— Позвольте объяснить, — выждав, когда схлынет первая, самая бурная волна гнева, сказал адъютант. — В комендатуре зарегистрировано, что она выехала к сестре в Минскую область. Прямую слежку за фельдфебелем вы отменили. Мы сочли, что это распоряжение распространяется и на его контакты.
Фибих задумался, надолго ушел в себя, мысленно повторяя: «Юрген Франц. Юрген Франц…» Фельдфебель Юрген Франц все более не нравился шефу гестапо.
Глава вторая
ПАРТИЗАНАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
1. НАСТУПЛЕНИЕ И ВНЕЗАПНОСТЬ
Оперативно-чекистский отряд «Неуловимых» уже несколько месяцев действовал в Полоцком районе под руководством Центра и подпольного райкома партии. К июню 1942 года численность отряда составляла почти тысячу человек. Рос и боевой счет «Неуловимых». Но он никогда бы не был таким и не рос столь стремительно, если бы действия «Неуловимых» не выражали волю всего советского народа.
Знакомство многих наших бойцов с этими методами следует отнести еще к боевой работе батальона ОМСБОН осенью 1941 и зимой 1942 года, когда рядом с опытными чекистами и пограничниками, составившими ядро батальона, сражались добровольцы, учившиеся у них сложному искусству побеждать. Теперь они передавали свое умение партизанам, пришедшим в отряд несколько позже.
Коротко эти методы при диверсионных операциях, как, впрочем, и при других наших акциях, можно определить как наступление и внезапность.
Еще в битве под Москвой при выполнении каждого задания мы после тщательной разведки всегда использовали внезапность и благодаря этому оказывались в роли наступающих.
Обстановка тех дней была сложнейшей. Коммуникации, на которых мы действовали, были забиты беженцами и отходящими советскими частями. Необходимо было, пропустив их, минировать дороги и поля почти перед самым носом противника, и не просто минировать,
