«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев
В последний раз мы останавливались в Каменке проездом в Течу в … году. Мы были здесь у Марии Владимировны после гибели «старшего». В Каменке тогда ещё не было большого строительства, и она имела прежний вид, но горе с гибелью брата всему придало другую окраску. Здесь мы нашли ямщика, который повёз нас в Течу по той дороге, по которой прежде приходилось ездить много раз.
Всё стало по-новому. Под Каменкой мы раньше подразумевали не один только заводской посёлок, но и связанные с ней окрестности; например, деревню Байнову. В нашем представлении она тоже входила в один комплекс того, что мы называли «Каменкой». В Байновой была высокая гора с крутым спуском к реке. Когда с этой горы нужно было спускать возы с пшеницей, то мальчишки из ближайших домов предлагали подделывать к саням «кошки» – тормоза за калач. Мы обычно в этом случае выходили из экипажа, но однажды, зимой понадеялись на лошадей и не вылезли из кашевы, и чуть было не влетели в одну ограду. Мост через реку тогда был плохой, и его сносило: приходилось весной с большим риском переезжать реку по льду. После переправы через реку дорога шла в гору, и мы обычно шли пешком. Очень часто встречали здесь возы с мукой в мешках, которые направлялись в завод с мельницы. Очень хорошо запомнился бор между рекой и заводом. При въезде в завод находится спуск через глубокий ров. С горы этого рва иногда ребята кидали в проезжих камни, так что поздно вечером рискованно было ездить.
Запомнился вид на женский монастырь[370], расположенный на высокой горе. У самой станции был лесок. В этом леске иногда и привязывались пугливые лошади подальше от шума поезда и гудков паровоза. Но однажды приехавший за нами брат Иван понадеялся на своих «рысаков» и поставил их вблизи станции, они перепугались, в конце концов, оторвались от привязи и понеслись в лесок. Кое-как их догнали, и успокоили.
Много было с Каменкой связано и радостей и горестей, но последнее событие – гибель «старшего» – оставило неизгладимый след горя.
Летом 1959 г. я был проездом в Каменске-Уральском. Мы подъехали к УАЗу со стороны Зырянки. Уже за 15 вёрст до него воздух был отравлен какими-то дымовыми отходами. Кругом была унылая картина: на деревьях был какой-то морок. В голове гвоздила мысль: неужели нельзя были устроить так, чтобы эти газы задержать, уловить. Обидно, что техника строится за счёт благополучия природы. Мы проезжали по тем местам, где раньше подъезжали к Каменке. От старого ничего не осталось. На встречу нам шли из города автобусы, там, где мы когда-то подъезжали к заводу на своих усталых «рысаках». С трудом можно было рассмотреть какие-либо прежние, оставшиеся ещё дома. Прежней Каменки уже нет.
ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 259–269.
Находится только в «пермкой коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.
[Поездки и впечатения от родных краёв]
Три поездки в Течу на «Москвиче»
[1961 г. ]
1955 г.
В этом году была первая поездка после очень продолжит[ельного] перерыва.[371] Мне предстояло увидеть Течу в совершенно новом её виде. Какой она стала после больших событий, прошедших за последние 20 лет – с такой мыслью я ехал в Течу. Мы ехали трое: Голиков Валентин Иванович, хозяин машины и водитель её, моя племянница Вера Александровна, его жена и я. Ехал я в Течу по любезному предложению Голиковых.
Мы выехали из Свердловска в 5 часов утра на Челябинск. Путь лежал по Челябинскому тракту через Арамиль, Сысерть и далее. Дорога до села Щелкун, что за Сысертью, была мне знакома по уборочной кампании 1941 г., когда я вместе с другими преподавателями Свердловского мед[ицинского] ин[ститу]-та направлен был в сентябре. Нас направили тогда в Сысерть, а потом в Щелкун. Студенты в сопровождении преподавателя Мурашова шли пешком, а мы, несколько преподавателей подъехали на автобусе. Из Щелкуна нас перебросили обратно в Сысерть, а из Сысерти в село Ключи, куда студенты были направлены опять-таки пешком.[372] Мне пришлось в Сысерти искать попутчика на Ключи и мне порекомендовали пойти на ветеринарный пункт, через который тогда производилась мобилизация лошадей. В Сысерти я пробыл в общей сложности около трёх суток в обществе коллеги по работе в мед[ицинском] ин[ститу]-те Павла Александровича Липина. Сысерть была родиной Липина. Он мне показал дом, где он родился. Я ждал попутчика на село Ключи и наблюдал за приёмом в армию лошадей. Боже мой! Что это были за лошади! Едва несколько можно было отобрать в обоз. Такие воспоминания у меня были при проезде через Сысерть. За Сысертью мы проехали трактом несколько сёл по местам, где в гражданскую войну были сильные бои и в одном из них видели памятник погибшим в бою. Не доезжая до Челябинска примерно трети расстояния его от Свердловска, мы свернули на проезжие дороги через татарские деревни – Кунашак и Борисову – с тем, чтобы подъехать к Тече со стороны Сугояка. Этот путь был короче, чем через Челябинск. Мы ехали, не встречая никого по дороге. За Кунашаком, районным татарским центром, мы проезжали мимо громадного озера: на нём не было ни души. Кругом было безбрежное море лугов и они были совершенно пустыми: трава пропадала зря. В Кошкуле нас захватил дождь и мы, было, выехали за него на Сугояк, но «Москвич» окончательно забуксовал, и пришлось перестраиваться: Вера Ал[ександровна] отвела меня в деревню ночевать, а сами они остались ночевать в поле на «Москвиче». Всю ночь лил дождь.
Кошкуль – это деревня Сугоякского в прошлом прихода. Деревня была богатая, а главными богачами здесь были кержаки. Теперь она была почти пустая: он усадеб богачей-кулаков остались только развалины. Хозяевами дома, в котором меня устроила В. А. на ночёвку, были переселенцы из Тамбовской губ[ернии]. На утро отправился в сельсовет,
