«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев
Однажды в Тече составилась группа богомолок для поклонения мощам чудотворца Симеона Верхотурского. Группу эту согласилась вести Феврония, которую попросту звали Ховронья. Она была всем известная паломница по святым местам. Это собственно и было её жизненным призванием. Была она одинокая, сестра жены известного по Тече Сёмы чёрного, в прошлом конокрада. Про неё говорили, что она ходила пешком в Киев на поклонение киевским угодникам и мечтала добраться до «святой земли» и поклониться Гробу Господню. Она всегда приносила с собой крестики, иконки и пр. Для неё хождение в Верхотурье, примерно, за 500 вёрст – было небольшой лёгкой прогулкой. В компанию вошли большей частью пожилые, но крепкие женщины из тех, у которых в дому были снохи, на которых можно было переложить хлопоты по хозяйству. Кстати под предлогом поклонения святому увильнуть и от муторного сидения и стукания за «кроснами». Самым благоприятным временем считалось после «паски» до Филиппова поста, но с расчётом, чтобы в «Девятую» быть дома. В эту компанию был включен и Екимушко: в компании он мог довольно бойко шагать. Может быть, думали, и чудо с ним случится: прозреет – тогда и им будет слава – вот, дескать, как это было – упомянут и их. Была, возможно, и такая мысль, что с ним легче будет прокормиться «Христовым именем», потому что им если не всем, то кое-кому могут и отказать в милостыне: в это время появились уже безбожники и можно нарваться на неприятности, что кто-нибудь посмотрит на ту или другую богомолку и скажет: «ты смотри, какое у тебя мурло спереди головы, а ты ходишь да побираешься». Тут вот и можно подставить слепого – убогого. Сказать по правде, даже и не безбожник это мог сказать: богомольцы шли на поклонение, как саранча – тамбовские, орловские и всякие и все хотят питаться «Христовым именем». Население в деревнях, через которые они шли, жило богато: у них были понастроены дома целые крепости, в оградах был деревянный настил, как пол, но ведь такую уйму людей «ради Христа» не накормишь; за деньги, пожалуйста. Вот таким образом Екимушко и побывал у Симеона чудотворца, но не прозрел.
Перед Октябрьской революцией на короткое время Екимушке выпало счастье: он устроился на работу; да, он слепой, устроился и кем бы вы думали? К самому Павлу Владимировичу Бирюкову, поступившему в Течу на какую-то юридическую должность. Работа его состояла в том, чтобы за несколько шагов ходить, относить и получать корреспонденцию. Если бы Екимушко был поэтом, то он мог бы словами А. С. Пушкина сказать о своей работе: «Моей души предел желанный» и вместе с Гёте воскликнуть об этом моменте своей жизни: «Остановись – ты так прекрасен», но он не был поэтом и к счастью: иначе падение бы его было с ещё большей высоты и вызвало мгновенную смерть, чего всё-таки не случилось. Прошёл Октябрь, и произошло падение Павла Владимировича, а Екимушко вернулся в «первобытное» состояние. Стал он понемногу хиреть и вдруг его не стало: ни в Тече, ни в Нижной. Так весной полая вода забросил на островок льдинку. Все видят, как льдинка тает, но когда однажды люди проснулись и посмотрели на островок, льдинки уже не оказалось: она растаяла.
* * *
Иван Степанович Просвирнин
Могут ли психиатры предусмотреть тот момент, с которого в душе человека количество известных душевных переживаний перерастёт в качество, и он перейдёт в то состояние, про которое у человека говорят: «он сбился с панталыку». Могут ли также психиатры установить связь между старым и новым состояниями, чтобы объяснить, как возникло новое качество. Например: однажды среди дороги сидел мужчина, уже седеющий, и усиленно сгребал в кучку землю. Он был явно в невменяемом состоянии. Собралась кругом публика и все старались узнать: что с ним, зачем он это делает? Подошла одна женщина и сказала: «он вчера похоронил свою единственную дочь». Всем стало




