Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли
В Аденском заливе фрегату повстречались два английских каперских судна водоизмещением 80 и 90 тонн с командой примерно 60 человек на каждом – Old Bark из Данфанахи и капитан Ричард Уант на испанском судне; они попросились присоединиться к Эвери[206]. Пират согласился. Три парусника пробились сквозь шторм, который снес стеньгу[207] на одном из кораблей. До следующей остановки – местечка, которое англичане прозвали Бобс-Ки, – оставалось три недели пути[208]. Баб-эль-Мандебский пролив не зря назвали Воротами Слез. Он представлял собой опасное узкое горлышко на пути между Востоком и Западом. Капитан торгового судна Александр Гамильтон хорошо знал, что «навигация по Эфиопскому морю очень опасна, а его карты весьма несовершенны». Значительную часть океана еще не нанесли на карту. Один голландский шкипер, плававший между Батавией и Мохой в Красном море, «подтвердил мне, что видел несколько больших островов и множество скал и песков в тех морях, которые не были нанесены на его карты». Еще одна опасность, которую следует учитывать, – течения, направленные на юг и закручивающиеся между берегами и скалами[209].
Однако в Бобс-Ки экипаж чувствовал себя как дома. Здесь проходил один из самых богатых морских путей в мире, и «пираты, ищущие значительные трофеи… задумали стать хозяевами ключа от этой двери». После того как они простояли сутки на якоре («Причуде» требовалось менять стеньгу), к ним присоединились еще три американских корабля, надеявшиеся разбогатеть на пиратском поприще, – барк, бригантина и шлюп. Они тоже подписали «договор о разделе и равной доле»[210]. Так Генри Эвери оказался адмиралом флотилии, насчитывавшей 440 человек и шесть судов, – Amity Томаса Тью, Portsmouth Adventure Джозефа Фаррелла[211], Dolphin Ричарда Уанта, Pearl Уильяма Мэя и Susanna Томаса Уэйка[212]; эти корабли около пяти недель провели у южного выхода из Красного моря, ожидая, что флот из Мохи отправится к берегам Индии и попадет в пиратскую паутину.
Каждый год из Индии в Аравию уходил флот из 25 кораблей[213]. Главная цель – религиозное паломничество. Путешествие в Мекку – хадж – один из пяти столпов ислама и одно из лучших деяний для мусульманина; хотя бы раз в жизни его должны совершить все верующие – как мужчины, так и женщины. Кроме того, Мекка и порт Джидда, куда прибывали паломники, – место проведения одной из крупнейших в мире ярмарок. В августе и сентябре к паломникам присоединялись купцы из Османской империи: они привозили баснословные суммы денег, чтобы купить горы кофе и текстиля. Корабли из Сурата, переправлявшие верующих, также везли индийские ткани на четыре миллиона рупий, что приносило торговцам 50-процентную прибыль.
Пират, мятеж которого пока дал ничтожный результат, очень надеялся захватить огромную добычу. Экипаж жаждал больших денег. Эвери отправил в Моху разведывательное судно, чтобы узнать, какие корабли стоят в порту[214]. Йеменский город Моха славился торговлей кофе[215]. Не из-за щедрости природы, а благодаря своему расположению. Пусть здесь свирепствовала малярия, пусть не было удобного места для стоянки (судам приходилось бросать якорь в миле от берега и перевозить товары на лодках[216]), но город очень удачно находился между Джиддой, портом Мекки, и входом в Красное море. Своими конторами и складами здесь обзавелись голландцы и англичане[217]. Выгода манила предпринимателей, и портовый город все больше богател на экспорте алоэ, мирры, ладана и золота. Голландские и английские корабли привозили на рынок специи, ткани и фарфор. Список можно продолжать: в Мохе продавалось все – от мускатного ореха, корицы, кардамона и перца до тюрбанов, шелка, железа, опиума, кокосовых орехов, черепаховых панцирей, кораллов, лошадей и рабов[218].
Хорошие новости из Мохи воодушевили Эвери. К возвращению в Египет и Индию готовились около сорока кораблей, и «шесть парусов из них были кораблями из Джидды, причем очень богатыми»[219]. Все, что требовалось, – затаиться у южного побережья Красного моря и выжидать, пока вместе с наступлением сезона муссонов мимо не поплывет суратский флот – золото, серебро, алоэ, ладан, слоновая кость, мирра, шафран и богатые паломники, увешанные драгоценностями. И все это окажется в его руках.
Поначалу фортуна проявила неблагосклонность. Через четырнадцать дней, в одну из безлунных субботних ночей сентября 1695 года, добыча проскользнула через Баб-эль-Мандебский пролив шириной двадцать миль. Пираты вошли в Ворота Слез, разминувшись с флотом Моголов на несколько часов[220]. На кону стояла репутация Эвери и его капитанство.
Джентльмены удачи узнали печальную новость только в воскресенье, когда захватили небольшую джонку. Эвери устроил совещание, чтобы решить, что делать флотилии – продолжать угрожать судоходству в Красном море или отправляться на охоту за ушедшим флотом Мохи. После единогласного решения погоня началась. Испанское судно утопили, а его экипаж перешел на Fancy, который взял на буксир американскую бригантину. Капитан Фаррелл и его Portsmouth Adventure присоединились к флагману. Два оставшихся пиратских корабля должны были по возможности догонять эту тройку[221].
Каким бы прекрасным капитаном и штурманом ни был Генри Эвери, только огромная доля удачи могла помочь ему выследить флот империи Великих Моголов. Он мог находиться где угодно в пространстве две тысячи миль Аравийского моря между Баб-эль-Мандебским проливом и Суратом на западном побережье Индии. А может быть, он отсиживается в одной из десятков гаваней, усеивающих морские маршруты между Красным морем и Индией? Эвери сохранял спокойствие, прекрасно понимая, что «за такой добычей стоило следить, хотя прошло уже несколько месяцев… и [мы] начали отчаиваться в успехе; но знание о предполагаемой добыче подстегивало нас, и мы ждали с большим терпением, поскольку понимали, что трофей будет чрезвычайно богатым»[222].
Четырнадцать долгих дней спустя – когда надежда уже угасала, а в помещениях корабля усиливался ропот, – на горизонте показались паруса. В десяти лигах от побережья Индии Fancy обогнал одно судно и обстрелял его бортовой артиллерией[223]. Небольшое судно водоизмещением 250 тонн, вооруженное всего шестью пушками, почти сразу же сдалось. Люди Эвери «забрали с него серебро и золото стоимостью 30 000 или 40 000 фунтов вместе с другими товарами»[224]. Добыча составила внушительную сумму 50 000 – 60 000 фунтов стерлингов (около 8,6 млн долларов
