Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм

Хёрстемайер и его конфиденты не участвуют в молодежном туристском движении, но духу времени они повинуются. Читать предпочитают журнал «Шёнхайт», который пишет о спортивных баталиях и гигиене тела, украшая свои страницы его изображениями в голом виде. Но пленены они при этом магией искусства, а не воинственным культом мужественности, который вскоре возобладает в молодежном движении, а спустя всего лишь пару лет подвигнет массу своих поклонников к тому, чтобы они с восторгом пошли на войну. Не свободны от этого поветрия и гости хёрстемайеровской мансарды. Ведь бездумное почитание нагого тела и природы оборачивается ощущением расового превосходства. Программа издательства, в котором выходит их любимый журнал, пестрит такими понятиями, как «расовая гигиена» и «выведение расово чистого человека из арийской крови и с арийским инстинктом». Можно почти с уверенностью сказать, что и молодой Ремарк не столь уж не восприимчив к такому способу осмысления действительности.

Наряду с будущим писателем только двое из посетителей мансарды посвятят себя искусству: Фриц Эрпенбек станет актером и автором криминальных романов, а Фридрих Фордемберге приобретет широкую известность как художник и преподаватель живописи в Кёльнской школе изящных искусств, архитектуры и дизайна. Его дружба с Ремарком будет долгой, искренней и не знающей расстояний. Вспоминая «приют грёз», он напишет: «Мы были молоды и по уши влюблены в искусство, во все прекрасное и чудесное. Если были в Оснабрюке, то встречались чуть ли не каждый день».

6 марта 1918 года умер Фриц Хёрстемайер. Его раннюю кончину — он прожил всего лишь 35 лет — Ремарк переживает как личную трагедию. Известие о смерти учителя и друга застает его в дуйсбургском госпитале. Он видел массовую гибель людей на фронте, а незадолго до этого, в сентябре 1917-го, умерла и его мать. Смерть вошла в жизнь Ремарка, он всегда будет помнить о ее вездесущем присутствии. Смерть окопается в его подсознании и станет источником меланхолии у многих героев его романов. Уход Хёрстемайера означает потерю очень важного жизненного ориентира. Ремарк обожал и любил его, воспринимал стиль жизни и мир мыслей поэта как идеал, поклонялся ему с юношеской наивностью. На похоронах в Бремене он садится к органу, чтобы попрощаться со своим кумиром печально-торжественными аккордами. Невосполнимость утраты находит отражение и в дневнике. «Знай, Фриц: все так же жгуча боль, все так же свежа рана». «Тоска по тебе, Фриц, такая родная, и не знать ей ни конца и ни края. За последние два года я не видел тебя и пяти дней, к тому же камнем легла на душу весть о смерти моей матери. А как хотелось отплатить тебе, Фриц, за всю твою любовь и доброту — ведь ума у меня теперь больше!»

Ремарк всегда будет помнить мансарду с ее романтической атмосферой. Она станет местом действия его первого романа, а люди, которых он встречал там, героями этого произведения. То, что открылось ему в кружке Хёрстемайера, оставит в душе глубокий след. Дружба, искусство, любовь, потери и утраты — этими понятиями определяется тональность его произведения. Последующие романы Ремарка тематически далеки от «Приюта грёз», но романтизм автора и аутсайдерская позиция его героев с всплесками отчаяния, с приливами сентиментальности, с тоской по товарищеской близости и любимому человеку не могут не воскрешать в нашей памяти описание поэтической атмосферы, царившей в страшные годы войны в мансарде на Либихштрассе. «Достигнув известной степени взаимопонимания, многие люди просто не в состоянии свободно воспарить еще выше — и умом, и сердцем». Ремарк заносит эти слова в дневник, все еще очарованный личностью Хёрстемайера. Тем не менее такое отношение к людям, в котором сочетаются боль, высокомерие и трудный, напряженный язык, останется ему и близким, и понятным. Притом что соприкосновение с реальной жизнью нередко оборачивается для натур романтических, высоко воспаряющих суровой необходимостью сохранять душевное равновесие в весьма сложных ситуациях.

В эти годы он дает уроки игры на фортепьяно, встречает свою «первую любовь» — Эрика Хаазе тоже бывала гостьей в мансарде — и пробует сочинять стихи. «В 1915-м и 1916-м я брал у Ремарка уроки игры на рояле, — вспоминал его ученик. — Учеников у него было несколько, в том числе — девочки. Когда я приходил, они часто выходили из комнаты с зардевшимися лицами. Денег за уроки Ремарк брал мало, на занятиях у него было весело, и сам он был человеком живым и веселым».

Похоже, что школа на этом отрезке его жизни стала делом второстепенным. Учебный материал далек от того, что представляется ему важным. Но это мало его заботит, ведь учеба в семинарии дается ему легко. Не заботило его и то, что при поступлении в семинарию он, вместе с отцом, подписал реверс[17], который обязывал его «заплатить за каждое проведенное в ее стенах полугодие тридцать марок» — в том случае, если он покидал заведение досрочно. Не утруждал он себя и еще одним пунктом этого обязательства. Ибо платить надо было и в том случае, «если бы я на протяжении первых пяти лет после сдачи первого выпускного экзамена отказался занять место, предназначенное мне на учительском поприще соответствующими органами провинциальной или центральной исполнительной власти». Экзамен он сдаст и больше года будет страдать на этом самом поприще, пока не порвет с нелюбимой профессией. И хотя рейх превратится тем временем в Веймарскую республику, власти ее так и не узнают, выплатил ли Ремарк неустойку за свое неповиновение.

Воспоминания об однокласснике, школьном товарище, друге юности, написанные, как правило, по прошествии нескольких десятилетий, не одинаковы. Некоторые нами так или иначе уже цитировались. Он был мечтательным, жизнерадостным, сдержанным парнем. Таким он виделся в далекие годы большинству авторов воспоминаний о Ремарке. «Посещая семинарию, Эрих был человеком тихим, внешне неприметным, умственно же очень живым, уже тогда мыслящим самостоятельно... Много читал... Вращался в кругу молодых людей, объединенных интересом к искусству и музыке и собиравшихся под крышей мансарды — у художника Хёрстемайера». Он умел брать от всего понемногу, был подвержен частым переменам настроения, искал свой путь в туманной дали. Так продолжалось до ноября 1916-го. Пока его не настигла жизнь.

Уже давно шла война. Немцы, как известно, приветствовали ее начало громогласным и безрассудным «ура». Вскоре, однако, наступило отрезвление. В газетах все больше места занимали сжатые до нескольких строк некрологи, снабжение населения ухудшилось. Как реагировал шестнадцатилетний Ремарк на объявление войны Антанте, мы не знаем. По-видимому, без особого энтузиазма. Политика его не интересовала. Во всяком случае, добровольцем на фронт, чтобы защищать отечество, он не ушел — в отличие от трех однокашников.

Правда, много позже, в 1930 году, он скажет в одном из интервью, что испытывал тогда «любовь к Отечеству» и на войну пошел «с энтузиазмом». Но в 1930 году ему, автору уже нашумевшего романа «На Западном фронте без перемен», приходилось защищаться от злобных атак своих противников.

В июне 1916-го в свет выходит его первое творение. На страницах «Краеведа», «газеты для молодежи Оснабрюка», Ремарк рассказывает «О радостях и тяготах югендвера»[18]. Свою работу он написал, участвуя в конкурсе, задача которого была вполне очевидной: не дать ослабнуть боевому духу и патриотическому настрою оснабрюкской молодежи. Потери на фронте уже исчислялись такими цифрами, что армия срочно нуждалась в мощном пополнении. В противном случае Германии грозило фиаско. Призывники молодели и старели прямо на глазах. Кто еще не был солдатом, должен был, усердно упражняясь, подготовиться к тому, чтобы убивать или быть убитым. Членство в молодежном ополчении было обязательным для всех, кто не участвовал в туристском или скаутском движении. Тренировки проходили в выходные дни под руководством взрослых ополченцев.