Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова
– Не понра-авилась? – разочарованно протянул он.
– Если мягко – не понравилась; сказать больше – возмущена! Возможно, с моей стороны – это чёрная неблагодарность, но…
– Не думал, что не угодил.
– А что? Изменить уже ничего нельзя?
– По-моему, нельзя, – и подумал. – Насколько помнится, квартиры уже все распределены. И, тем не менее, пойдёмте в дом, ещё раз посмотрим. Проверю списки – возможно, ошибка просочилась?
На третьем этаже рядом с той, что предназначалась нам, находилось ещё две трёхкомнатных. Одна из них понравилась тем, что её нетрудно было переделать в четырёхкомнатную, проделав дверь из зала. В этом случае зал оставался свободным и каждый получал свою комнату: захочет кто ночью смотреть телевизор, пожалуйста, – никому не мешает!
– Вот на эту я бы согласилась.
– Чем другая не нравится? – и, выслушав. – Пусть муж ко мне приедет. Пересмотрим ещё раз списки.
– Не поеду! – отказался Валентин. – Будь довольна той, которую дают.
Пришлось уговаривать. И не зря: в один из тёплых майских вечеров 1981 года он приехал с ключами именно от той квартиры, которую высмотрела я.
– Такой скандал поднялся! – сообщил он. – Стыдно – с теми людьми в соседях жить придётся.
– А что за семья?
– Муж с женой. Он дом этот строил.
– Ничего себе! Нас четверо, а нам – меньшую? Их двое, а им большую? Совесть не нас – их должна мучить!
Квартиры не заселялись. Внизу у дома лежал ещё строительный мусор. Нам это было на руку. Валентин убирал в коридоре кладовую, пилил шлакобетонную стену для двери в четвёртую комнату и выбрасывал мусор на кучу под окном. Узкий коридор превращался теперь в большой квадрат, в прорубленную стену оставалось вставить дверь.
Мама, Изольда и Женя радовались: горячая вода, облегчавшая быт, была теперь не только у них – мы могли устраивать банный день хоть каждый день!
Курортная предыстория
Бывшая в далёкой юности штукатуром-фасадчиком, Иза вызвалась штукатурить. Квартира получалась лучше, чем была, оставалось перегородить дальнюю комнату и сделать антресоли. И Валентин совсем размагнитился. Хотелось уюта, и мы с Юрой начали делать стену без него. Излучавший избыток энергии и жизнелюбия, папа наш заявился поздно вечером и, глядя на нас, замордованных, сообщил, что горком профсоюза учителей решил выделить мне путёвку для санаторно-курортного лечения.
– Откуда знаешь? – поразилась я.
– В горкоме был.
– Зачем?
– Путёвку для тебя выбивал.
– У тебя что – других забот нет?
– Тебе же на курорт хотелось!
– Мне это сейчас нужно? У Юры вступительные экзамены в училище, квартире ума дать надо – не поеду. Не до того!
Он посмотрел на результат нашего труда, захохотал: «Детская игра!», сломал всё и начал делать заново. Когда стена была готова, я принялась заделывать щели. Не хватало антресолей. Валентин инициативой не горел, а терпение моё было на пределе, и я обратилась за помощью к папе Лео и Борису, оправдываясь, что «Валентин не успевает».
В один из воскресных дней из нашей квартиры весь день раздавалось жужжание электродрели и стук молотка. К концу дня антресоли были готовы, я могла укладывать теперь всё по местам.
– Надо в горком профсоюза ответ дать, – напомнил он как-то. – Ты в самом деле от путёвки отказываешься?
– Похоже, ты специально сбагрить меня хочешь? Одновременно и квартира, и путёвка. Знал ведь – не ко времени!
– Тебе же надо подлечиться!
– Какой внимательный! У Юры экзамены на носу, из сарая квартиру сделать надо! Столько всего!
– Ты такая дёрганая – отдохнуть бы не мешало, – прозвучало так убедительно, что я взглянула на него с сомнением.
– Нельзя Юру без присмотра – ему поддержка нужна. Чем добиваться путёвки мне, лучше для Алёнушки постарайся. У нас краской воняет – в лагере она бы на природе была.
– Будет и ей путёвка, а Юра уже большой – сдаст экзамены. Пусть ответственным становится.
– Он и без того ответственный! Нельзя детей во время экзаменов оставлять без поддержки! И вообще… не лежит у меня на этот раз душа к курорту.
– Смотри – путёвки могут больше и не дать.
– Ну и ладно.
Опять прошло какое-то время. И он заговорил убедительно и миролюбиво:
– Поезжай. Всё в норме будет. Я с огородом, Аля – в лагере, а Юра никуда не денется – сдаст он экзамены.
– Почему-то на душе холодеет, как подумаю об отъезде.
– Всё в норме будет.
Поговорила с детьми. «Поезжай, мама, подлечись и отдохни!» – звучало в унисон со словами отца, и я, скрепя сердце, начала собираться.
Вечером, когда пришло время ехать, Валентин ушёл к молочнице. «Мог бы детей отправить – так нет, надо было самому!» – недовольно думалось мне. Он задерживался – я ждала.
– Ну, дети, пора, проводйте хоть вы меня, – поднялась я.
По мере того, как мы отходили от дома, боль и тревога всё усиливались.
– Против воли уезжаю. У тебя экзамены, сынок. Как вы без меня будете?
– Не волнуйся – всё будет хорошо. Отдыхай и поправляйся.
– Помогайте друг другу, не ссорьтесь!
Едва ступила на заднюю площадку, автобус тронулся. Этот миг перед глазами и сегодня. Одиноко стою в хвосте и напряжённо вглядываюсь в бегущие за автобусом машущие и кричащие, как в немом кино, фигурки. Запоминаю, словно больше не увижу… «Сердце плачет», – выражение это поймёт тот, кто испытал, как материализуется от жалости беспокойство, как внутри всё стынет и сжимается. Муки так явственны, что, кажется, не человек, а муки вот-вот зарыдают. Тревога и боль… боль и тревога – они всю дорогу не отпускали.
Курорт «Солнечное Закарпатье». Я впервые чувствовала себя «панной», госпожой, человеком «белой кости». И в сознании материализовалась разница между путёвкой и курсовкой: путёвка – лечение и отдых с комфортом, курсовка – лечение без комфорта, а отдыха никакого. Кроссы в Карпатах… Это только вначале тяжело, зато каким невесомым становится потом тело!
Первую неделю я отсутствующе слушала весёлую компанию за столом: отходила от печальных воспоминаний; вторую – отдыхала под взглядами жгучего украинца за соседним столом; в третью – впала в то же состояние, в котором пребывала вначале.
Жгучий украинец моих лет оказался доцентом Львовского университета, интересным человеком и собеседником. Мы сдружились. Такую духовную гармонию я никогда ещё не испытывала. Вечерами танцевали, пели с самодеятельным хором на улице, участвовали в играх и викторинах, но больше беседовали – отдыхали душой. Когда возникало желание целоваться, я, словно девочка, начинала кружиться и читать стихи. Он тоже включался в игру – тогда, смеясь, глаза в глаза,
