В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

Внутриюгославские границы, сложившиеся исторически, говорил Штрбац, оставляют желать лучшего. Тито специально перемешал национальности, чтобы не могли отделиться друг от друга, жили в единой стране. Напрасно он создал в 1974 г. Боснию как отдельную республику, причем «мусульманскую». Там население настолько перемешано, что демографическая карта напоминает шкуру леопарда.
Еще хуже поступил президент Сербии Милошевич, отказавшись от предложений других республик преобразовать СФРЮ на конфедеративных основах. Отверг Белград и рекомендации ЕС по урегулированию кризиса. Сейчас сербское руководство мечется между стремлением сохранить федерацию и попытками создать возможность для всех сербов жить в одном государстве. Так у Штрбаца выглядела задуманная Милошевичем идея Великой Сербии.
Посол говорил, что если премьер Андреотти занимает скорее позицию в пользу единства Югославии, то правые в Италии выдвигают территориальные претензии, причем не только на соседнюю Истрию, но и на далекую Далмацию. Россию Душан не ругал, просил лишь не поддерживать западные требования насчет санкций в отношении Белграда. «Не допустите расправы над дружественной страной», – был его призыв.
Несмотря на его благосклонность, у меня крепло подозрение, что российская политика слишком следует за антисербской западной. Дошел же Председатель Верховного Совета Российской Федерации Хасбулатов до не очень политкорректного заявления: «Россия, несомненно, поддержит направление войск (на Балканы. – А.), мы не проявим никаких колебаний в деле защиты справедливости, несмотря на хорошие в прошлом отношения с Сербией».
Так создаются щели, куда влезают наши национал-шовинисты. Отсюда активность отставных военных, тайные поставки оружия и даже участие наших добровольцев, как в старые добрые времена, на стороне Сербии.
Весной 1992 г. обострилась обстановка вокруг Боснии и Герцеговины. В апреле независимость новой республики скоропалительно признали страны Европейского сообщества и США. Не знаю, что двигало европейцами, но американцы явно стремились поправить свой имидж в глазах исламского мира. Боснийские сербы, не желавшие «ложиться» под мусульман, провозгласили Республику Сербскую. Начался вооруженный конфликт с вмешательством на стороне сербов Югославской народной армии. Над Белградом сгустились тучи.
Никто меня не спрашивал, но в мае 1992-го я написал из Рима: давайте, друзья, не торопиться с санкциями против Сербии. Во всяком случае, подсчитаем, во сколько они нам обойдутся. Тем, кто нас торопит, наше нежелание всегда можно объяснить экономическим положением России. Может быть, даже спросить: вы нам компенсируете ущерб?
Возможно, сработало старое правило – инициатива наказуема: Москва запросила соображения российских посольств. Добавил к ранее сказанному пожелание не увлекаться коллективными методами воздействия. Надо на Балканах играть свою игру, как это, скажем, делает Германия. А для этого нельзя отталкивать традиционного союзника – Сербию. Милошевич и нынешние перипетии забудутся, но если Россия предаст сербов, то это останется в исторической памяти. Знал, что вряд ли подобные сентенции попадут в струю, но вместе с советниками посольства решили – написать надо. Ведь вроде даже Козырев заявил, что санкции могут быть контрпродуктивными.
Оказалось: полностью не в струю, Россия проголосовала за «жесткие и немедленные» санкции против СРЮ (Сербия и Черногория). Объем запретов и ограничений был беспрецедентным. Подход явно пристрастный: резолюция Совета Безопасности требует вывода из Боснии и Герцеговины не только сербских, но и хорватских войск, но в отношении Хорватии никаких санкций нет. Подумалось: быстро нам выкрутили руки новые «друзья» американцы. А спешили они из-за предстоящих президентских выборов, Буш загодя подстелил соломку. Так, во всяком случае, говорили мне итальянские коллеги. На Западную Европу, добавляли они, оказали сильный нажим.
В другой раз побудили меня «вмешаться» в югославские дела страсти в августе 1992 г. вокруг новой резолюции Совета Безопасности, которая позволяла бы использовать военную силу в Югославии для доставки гуманитарной помощи. Поскольку Москва послов не информировала, трудно было судить, дает ли эта резолюция возможность тем же американцам использовать военную силу, больше уже не спрашивая Совет Безопасности. В Риме было много разговоров, что применение силы – вопрос решенный, но никто не хочет посылать туда наземные войска, «никто не хочет умирать за Югославию». Стало быть, бить будут с воздуха.
Проездом был в Риме председатель Комитета по международным делам Верховного Совета . Он сказал мне, что отправил просьбу нашему представителю в ООН, Юлию Воронцову, повременить с резолюцией; в Верховном Совете категорически против нее и, вообще, против «антисербской линии МИДа». Но, вроде, сопротивляться трудно, США убедили Ельцина присоединиться.
Пытаясь хоть что-то сделать, послал запрос в Центр, как складываются дела вокруг этого проекта решения СБ. Довольно быстро получил ответ: «Мы занимаем активную позицию, готовы поддержать самые решительные шаги ООН, приняли непосредственное участие в консультациях и являемся соавторами проекта резолюции о необходимых шагах по доставке гуманитарной помощи и прекращению кровопролития в Боснии и Герцеговине. Это – твердая линия, как она излагается в беседах Ельцина с главами других государств, это позиция и Верховного Совета Российской Федерации». Ничего себе, одна риторика, а существа нет. Обходятся главные вопросы: кто будет делать «эти необходимые шаги», какие они и будут ли требовать решения Совета Безопасности. И ни слова о вооруженном вмешательстве. Натяжка насчет того, что президент и Верховный Совет здесь едины. В общем, у меня сложилось впечатление, что не только с политической точки зрения есть вопросы, но и с сугубо профессиональной. Потом уже итальянцы разъяснили, что резолюция требует, чтобы принимаемые меры «координировались с Генсеком ООН». Тоже весьма расплывчатая формула.
Таким образом, раз за разом расчищался путь к вооруженному вмешательству, коее в конце концов и последовало.
В сентябре 1992 г. мне представился случай побывать в Нью-Йорке, где обстоятельно потолковал с Юлием Михайловичем Воронцовым. Он дал мне много ценных советов относительно будущей работы в качестве первого зама Козырева. Рассказал, какая в Москве неуправляемая и тяжелая обстановка, в том числе вокруг МИДа. Все считают, что разбираются во внешней политике, все хотят ею заниматься. Юлия огорчало, что слишком уж схематично мы идем за Западом, односторонне и примитивно. Можно быть с ними в одном строю, но, как он выразился, «в расшитой русской рубашке». По поводу последнего голосования по Югославии (санкции): он предложил, чтобы Россия воздержалась. Причем уже уговорил на этот счет «западников». Но из Москвы пришло указание голосовать вместе с ними. Сейчас это – «э маст», обязаловка, голосовать только вместе с Западом. Ну, те и обрадовались: так еще лучше.
Вряд ли мы думали, соглашаясь на такую меру давления, как санкции, что сами окажемся их субъектом. Задним умом все крепки. Но, наверное, надо было уже тогда повнимательнее отнестись ко всему этому. В политике США санкции стали сквозной темой, вернее, дубиной.
По приезде в Москву осенью 1992 г. балканская картина