Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко

Мать ничего об этом не говорила, и только подолгу сидела на лавочке у дома, обреченно скрестив на груди безжизненные руки и устремив свой растерянный взгляд в невидимую точку. Она вообще очень сильно изменилась после Москвы – это бабушка сразу же почувствовала своим материнским сердцем – превратившись из некогда живой и обаятельной девушки в холодную и отстраненную статую.
Но как ни старалась бабушка расшевелить ее, как ни умоляла рассказать ей о том, что случилось, дочь наотрез отказывалась говорить с ней на эту тему. Видно было, что на душе у Надежды скребут кошки, что она жутко переживает и сокрушается о чем-то, чрезвычайно для нее болезненном, но все это точило ее изнутри – наружу ничего не выходило.
Возможно, если бы мать сразу во всем призналась своим родственникам, что называется, сняла бы с души камень, то все бы повернулось по-другому, не так трагично. Но она продолжала держать всю накопившуюся боль в себе, не давая ей выхода, и это имело для нее самые катастрофические последствия!
Через какое-то время мать, терзаемая сильным волнением, сообщила бабушке, что ей надо по какому-то очень важному делу срочно уехать из дома. На все слезные расспросы бабушки мать отвечала упорным молчанием. Что же, делать нечего. Раз надо, значит, так тому и быть. Бабушка наладила ей узелок с едой и посадила на автобус до железнодорожной станции. Если бы она знала, чем обернется эта поездка, она бы никогда не отпустила от себя дочь!
Спустя несколько дней соседи прибежали к бабушке и сообщили ей, что видели только что Надю, которая потерянно ходила по дороге, будто опасаясь чего-то или кого-то. Смотреть на нее было страшно! На все предложения о помощи она никак не реагировала. Бабушка тут же бросилась туда, куда указали ей люди. Вскоре она обнаружила свою дочь и чуть не лишилась чувств от увиденного!
Бедная мать моя сидела на обочине вся в крови, в растерзанной одежде и жутко испуганная. На ней буквально лица не было – краше в гроб кладут! Увидев бабушку, она бросилась к ней на шею и закричала, содрогаясь от душивших ее рыданий: «Мамочка, прошу тебя, спаси меня! Он гонится за мной!». «Кто он?!» – только и смогла вымолвить потрясенная бабушка. Но мать лишь с ужасом повторяла: «Ты не знаешь, что это за человек! Он убьет меня!».
Было ли это насилие на самом деле или оно явилось плодом помутненного уже сознания, никто теперь не скажет. Возможно, мать и вправду подверглась нападению какого-то негодяя, так до сих пор и не наказанного за свое преступление. А может быть, предшествующие этому трагические события в Москве с отказом от ребенка, оказали свое разрушительное воздействие на неокрепшую еще душу юной девушки, и она не смогла справиться с тяжелейшей психологической травмой. Вскоре мать серьезно заболела, и ее положили в больницу, из которой она уже не вышла…
Глава 58
Поговори со мною, мама, о чем-нибудь поговори
Из песни, исполненной Валентиной Толкуновой
Для бабушки это была страшная трагедия! Она не находила себе места, ежесекундно коря себя за то, что не смогла уберечь от беды своего ребенка. Сколько сил было приложено, сколько времени потрачено на то, чтобы воскресить Надежду – все оказалось тщетно! Была бы бабушкина воля, она бы не колеблясь, без раздумий отдала свою жизнь, чтобы только вылечить любимую дочь, но это было не в ее силах.
Как же жалко мне и бабушку, и мать мою! Они такой трагической судьбы не заслуживали! Но, что теперь говорить об этом? Кому пенять на вопиющую несправедливость? Так уж сложилась их жизнь, которая в какой-то момент подобно сосуду, сорвавшемуся вниз, просто разбилась вдребезги. Поди теперь, разберись, кто виноват в этом?
Однажды не верящая в бога бабушка, вытирая поминутно слезы платком и теребя дрожащими руками скатерть на столе, рассказала мне то ли виденный ею сон, то ли открывшееся вдруг видение. Будто стоит она у дома своего, а высоко в небе какой-то мужчина в белом одеянии и с нимбом над головой уводит нашу Надежду за облака.
Бабушка догадалась, что все это ей чудится неспроста и кричит ему: «Куда ты забираешь дочь мою, Отче?». А он ей отвечает: «Не беспокойся, Любовь – Надежда твоя теперь под надежной моей опекою находится, поскольку много горя и страданий претерпела душа ее на земле – пришло время отдохнуть ей на небесах».
Уж не знаю, можно ли доверять бесхитростному рассказу старушки, но говорят, что сирые да блаженные особо почитаемы богом бывают по причине того, что безропотно взваливают на себя чужие грехи и несут их до тех пор, пока окончательно не надорвутся от непомерной их тяжести…
И вот наступил тот страшный для меня день, когда я впервые в жизни увидел свою мать. С утра бабушка разбудила меня чуть свет, напоила кислой простоквашей, сунула в руки кусок вчерашнего пирога, и мы поспешили на утренний шестичасовой автобус, который должен был довезти нас до города.
Там мы пересели на другое транспортное средство и, проехав еще с полсотни километров, оказались у бетонного забора какого-то закрытого заведения. Всю дорогу я напряженно размышлял о том, какой будет моя встреча с матерью, стараясь унять дурные предчувствия. Но чем ближе я подъезжал к больнице – конечной точке нашего маршрута, тем сильнее колотилось в груди моей сердце!
Выйдя из автобуса, мы прошли с бабушкой через небольшой парк, скрывающий приземистые одноэтажные корпуса лечебницы, и я подивился той тревожной, почти кладбищенской тишине, которая, как вата, окутывала это наполненное скорбью заведение. На пороге отделения нас встретил лечащий врач, крепко затянутый в белый халат, как в смирительную рубашку. Коротко переговорив с бабушкой, он попросил медсестру провести нас в специальную комнату для свиданий.
В какой-то момент мне стало тяжело дышать, ведь вскоре я должен был увидеть женщину, которой был обязан своим рождением! За дверью меня ждала моя несчастная мать, а между нами пролегала огромная пропасть в тринадцать лет моей бесприютной, сиротской жизни и ее неизлечимой болезни…
Я не сразу решился переступить порог комнаты. Да, мне было тяжело, но насколько неизмеримо труднее все это должно было быть для моей матери! Я представил, какого