Кошки. Письма на заметку - Шон Ашер
‘ЗУМБИ УПОРСТВОВАЛ В СВОЕМ ЗАТВОРНИЧЕСТВЕ СЕМЬ ДНЕЙ И СЕМЬ НОЧЕЙ, НИКАК НЕ ОТВЕЧАЯ НА ЛАСКОВЫЕ СЛОВА, ОБРАЩЕННЫЕ В ЕГО АДРЕС ’.
Вскоре мы получили свидетельство тому, что господин Зумби вселился во владения бедняги Уилси, то есть в подвал, каковой предоставил ему непревзойденную безопасность; поскольку кухня в той части дома не используется, кота вовсе никто не тревожил. Мы продолжали ежедневно выкладывать для него лакомства, и дети с нетерпением ожидали, когда же Зумби завершит свое знакомство с домом и придет в настроение, располагающее его к знакомству с ними. Раз или два мы наблюдали его силуэт во дворе; также известно было, что он еженощно выходит на разведку помещения; но он упорствовал в своем затворничестве от субботы и до следующей субботы, семь дней и ночей, никак не отвечая на ласковые слова, обращенные в его адрес, словно дал обет остаток дней своих провести отшельником.
Однако между четвертым и пятым часом ночи в воскресенье все имеющие уши услышали вопли столь отчаянные, что не оставалось сомнения – Зумби угодил в крысоловку, или же его постигла участь еще несравненно более печальная.
Вы, мистер Бедфорд, знаете кошек, и Вам не нужно объяснять, что крик кота, так сказать, solo, звучит иначе, чем будучи частью дуэта; никто из имеющих знакомство с их языком не спутает выражение боли на нем ни с каким иным. Животное явно терпело страшные мучения. Раздобыв огня, мы устремились на поиски, дабы, если возможно, облегчить участь несчастного. Вскоре Зумби был замечен наверху лестницы, ведущей в подвал, в котором он и не замедлил скрыться, вернувшись в свои владения, на первый взгляд, не выказывая никаких признаков несчастья, обрушившегося на его голову; и впоследствии нам так и не удалось обнаружить никаких тому свидетельств, так что причина этой ночной коллизии остается от нас скрытой.
Разнообразные теории выдвигались в попытках ее объяснить. Некоторые из женщин, наделяя крыс мощью, соразмерной своим страхам, утверждали, будто кота искусала крыса, или же несколько крыс; на что я рассудительно, но твердо возразил, что в таком случае место битвы усеяно было бы их трупами, и что крики, свидетелями которых мы стали, исходили бы от них, а не от Зумби.
Оставив в стороне это невозможное обстоятельство, я представляю теперь Вам, в форме вопросов, различные предположения, все в высшей степени неудовлетворительные, которые я собрал, и признаюсь, что мне требуется Ваша помощь в попытках объяснить эту прелестную историю. Сообщаю также, что Вы можете быть уверены – Зумби был единственным котом, который в ней не участвовал; в этом у меня нет ни малейшего сомнения.
Итак:
1. Увидел призрак?
2. Сам себя призывал к любви?
3. Сам с собой дрался?
4. Заклятием вызывал инфернальных духов?
5. Услышав, как я пою, пытался (тщетно) меня имитировать?
Как видите, вышеизложенное предполагает, что источником криков был Зумби. В противоположном ключе:
6. Это был вопль дьявола?
7. Это был вопль домового?
8. Возможно, один или оба эти персонажа мучили бедное животное?
К сему имею добавить лишь то, что добровольное заключение его продолжается до сей поры, и остаюсь, мистер Бедфорд, с величайшим почтением,
Неизменно Ваш, Роберт Саути
P. S. По написании этих строк и вспомнив, что воскресенье выпало на первое число сего месяца,
9. Всего лишь первоапрельская шутка?
Р. С.
17
Милый крепись[14]
Летом 1960 года, через несколько лет после публикации своего главного романа «В дороге», писатель-битник Джек Керуак отправился из своего дома в городе Нортпорт, в штате Нью-Йорк, на запад, в Калифорнию, – собираясь провести несколько мирных месяцев в коттедже, принадлежавшем его другу, поэту Лоуренсу Ферлингетти, на берегу океана в поселке Биг-Сур. Там он надеялся хорошо отдохнуть, посвящая дни размышлениям; однако по прибытии Ферлингетти вручил Керуаку письмо от его матери, спешно посланное вдогонку. В нем она сообщала о смерти любимого кота по имени Тайк. Позже Керуак сравнивал это событие со смертью своего девятилетнего брата в 1926 году, когда ему самому было всего четыре года.
Габриэль-Анж Левек (миссис Керуак) – Джеку Керуаку
20 июля 1960 г.
Воскресенье, 20 июля 1960 г.
Дорогой сын,
Боюсь это письмо тебе не понравиться, потому что новости у меня сейчас грустные. Незнаю как тебе и сказать, но милый крепись. Мне самой сейчас погано. Детка моя Тайк умер. В субботу весь день был в порядке, здоровый, и я ночью смотрела телевизор ночное кино. И как раз в полвторого он начал рыгать и тошнить. Я к нему пришла и хотела помочь но безтолку. Он весь дрожал как будто замерз, я завернула его в одеялко и тогда он меня всю обтошнил тоже. И после этого все. Не стану даже говорить, как я и что со мной. Не спала «до света» все старалась его оживить, но не получилось. В четыре утра я поняла что он умер, и к шести хорошенько его обернула чистой простыней – а в семь вышла и выкопала ему могилку. В жизни не делала ничего жальче чем хоронить моего маленького Тайка, он был тоже человек как ты и я. Закопала его под жимолостью, в углу у забора. Немогу есть и пить. Все жду что он выйдет из двери в подвал и позовет меня Ма Мяу. Вся болею и знаешь что самое странное. Когда я его закапывала, все дрозды которых я зимою прикормила как будто знали что случилось. Не вру честное слово. Много много их, летали у меня над головой и чирикали, расселись на заборе и сидели час еще после того как Тайк упокоился – никогда этого не забуду – жаль не было у меня камеры но я знаю и Бог знает и все видел. Милый я знаю что тебе будет больно, но я не могла не сказать… Вся болею, не так как телом а сердцем… Немогу поверить и понять что Красавца моего нет – и
