Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

Тургенев расплатился с дядюшкой, но напрасно он радовался. Теперь надо было возвращать взятый залог Луи Виардо, который тоже увеличивался с каждый днем из-за нарастающих процентов. И Тургенев вынужден был продать свое детище, свой любимый дом, в строительство которого он вложил столько сил и средств, семейству Виардо! Эта французская семейка беззастенчиво грабила русского писателя.

После выгодного приобретения тургеневского дома Виардо «милостиво» разрешили писателю в нем жить, но уже по найму. Об этом Тургенев с горечью сообщает Анненкову: «Любезнейший друг Павел Васильевич! Я с неделю тому назад вернулся из Парижа, где пробыл дней восемь, видел много знакомых (побывал и у дочери) и теперь погружен в хлопоты переселенья в мой новый дом, который, как Вам известно, по милости дядюшки стал уже не моим и который я теперь нанимаю у Виардо» (28 марта 1868 года).

И своему новому управляющему Н.А. Кишинскому он уточняет: «Пишите вперед не Schillerstrasse, 7, a Thiergartenstrassee, 3 – я на днях туда переезжаю – в новый свой дом, который я теперь уже принужден нанимать у того, кому я его продал» (29 марта 1868 года). Расчетливые французы не разрешили Тургеневу жить бесплатно в собственном доме, который они по случаю выгодно приобрели. Они «забыли» то, как он предоставлял свою квартиру совершенно бесплатно их дочери с мужем и новорожденным сыном. Ну, конечно, ведь это для Тургенева они были семьей, а для них он был источником дохода и денежным мешком.

Тургенев был вынужден время от времени продавать части огромного наследства, полученного после смерти матери, – то леса, то земельные участки, ведь у него теперь слишком много расходов, самым важным из которых является содержание семьи Виардо, которое он возложил на себя. Своему новому управляющему Тургенев пишет: «Известия Ваши из Тамбова не утешительны, – впрочем, я уже доволен тем, что Ник. Ник., имевший безграничное полномочие в течение 11 лет, хоть что-нибудь мне оставил. Полагаюсь на Вас, что Вы постараетесь извлечь всевозможную пользу из оставшихся там у меня земель и не иначе как с выгодой будете продавать их» (12 ноября 1867 года).

Однако надо сказать, что и с новым управляющим Ивану Сергеевичу крупно не повезло и в 1876 году, обнаружив большие растраты и даже хищения, допущенные Н.А. Кишинским, Тургенев вынужден был рассчитать его. Е.И. Апрелева оставила воспоминания о посещении Тургеневым Спасского в 1876 году для отставки управляющего Кишинского: «Тургенев уехал в Россию, куда его призывали расстроенные дела по имению. Он отличался, как известно, доверчивостью и непрактичностью. Несмотря на достоверные и непреложные факты, доведенные до его сведения, о неудовлетворительном управлении его имением, Иван Сергеевич долго медлил положить этому предел. В конце концов он решился, однако, поехать в Спасское, с тем чтобы переменить управляющего. Письма его по поводу свершившегося события полны юмора. Объявив свой ультиматум и выдержав от рассчитанного управляющего целый поток угроз и грубостей, он, кипя от бешенства, молча смотрел из окна, как воз за возом увозили имущество кичливого пана, примечая среди этого имущества знакомые, несомненно, всегда в Спасском находившиеся предметы, пока и сам управляющий не выехал из ворот; тогда, словно опомнившись, он выскочил, в свою очередь, за ворота и, грозя кулаком вслед благополучно отъехавшему уже далеко управляющему, разразился самою неистовою бранью. Облегчив себя этим взрывом никому не повредившей ярости, он вернулся в дом и принялся в юмористическом тоне, не щадя себя, описывать эту комическую сцену в письме г-же Виардо». Теперь вместо Кишинского им был приглашен в качестве управляющего имениями Н.А. Щепкин, внук знаменитого актера.

* * *

В общем, 1868 год был тяжелым годом для Ивана Сергеевича, «климатерическим», как он говорил: «Для меня он (год) – «климатерический», как говаривал покойный М.Ю. Виельгорский. Во-первых, мне в нем минет пятьдесят лет, а во-вторых, я родился в 1818 году, в понедельник, 28‐го октября, и в нынешнем году 28‐е октября – в понедельник, и начался год в понедельник. Вот и лезут в голову мухи, всякие сомненьица, как будто всё это имеет малейший смысл! Но уж люди так устроены: без «абсурда» они пропали» (Анненкову, 2 января 1867 года). Очевидно, говоря это, Иван Сергеевич имел в виду «климактерический», то есть трудный, переломный год?!

Пятидесятилетний рубеж в жизни Тургенева был отягощен уже не размолвками с друзьями, а их потерями. В октябре 1869 года он узнал о болезни и смерти В.П. Боткина. Весть о безнадежном его положении заставила потрясенного Тургенева написать А.И. Герцену: «Вон – Боткин лежит как пласт в параличе в Риме – Милютин доживает последние дни в Швейцарии – у меня уже было два припадка подагры… Ты скажешь мне, что с этими людьми у тебя нет ничего общего (или, может быть, ты для меня сделаешь исключение?) – но всё равно – это были товарищи – и как видишь, что начинает разлагаться современная ячейка. так и за свою ячейку начинаешь несколько беспокоиться. Перевалившись за 50 лет, человек живет как в крепости, которую осаждает – и рано или поздно возьмет смерть. Надо защищаться – и не по-тотлебенски – без вылазок».

Чем больше он «подвигается в жизнь», тем «больше дорожит старыми связями». Но смерть жестоко выбивает стареющих друзей. В начале 1870 года Тургенев встретился с Герценом в Париже после семилетней разлуки. Никогда его друг «не был более весел, разговорчив и шумен»; им было хорошо и радостно, прежняя холодная стена предубеждений растаяла как лед. А вечером Герцен слег, на другой день Тургенев застал его в постели в сильном жару с воспалением легких.

Воспоминания Натальи Тучковой-Огаревой: «Когда Александр Иванович Герцен занемог своей последней болезнью, Иван Сергеевич навестил его и видел, что Герцену угрожает большая опасность, и все-таки он исчез на несколько дней. Тогда именно Тургенев ходил (только потому, что не сумел отказаться) смотреть казнь Тропмана, которую и описал вскоре в «Вестнике Европы», издание 1870 года. После казни Тропмана Тургенев пришел к нам нервный, почти больной; он провел несколько дней без сна и пищи. Он вспоминал с содроганием о виденном.

– Да, – говорил он, – лучше бы я вам помогал ходить за больным Александром Ивановичем, вот где было мое место; но я жалкий человек, стихии управляют мной. Когда Белинский, умирающий, возвращался в Россию, я не простился с ним.

– Знаю, Иван Сергеевич, вас отозвала Виардо, не сделайте того же