Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко

Случалось, кстати, и нам «огребать» от домашних, но, как правило, это были ребята сильно взрослее нас и не с Измайлово (тогда в Москве были очень популярны кулачные бои «район на район» – массовые драки в 100 и более участников являлись обычным делом). В большинстве же случаев, домашние старались с нами ни в какие конфликты не вступать, прекрасно понимая, что ничем хорошим для них это не закончится.

Помню, как не раз, и не два к нам подходили на улице какие-то наглые безобразники, с явным намерением выставить нас на деньги, но вся их спесь тут же куда-то улетучивалась, как только они узнавали, что мы из интерната. «Что же вы сразу-то не сказали?! – испуганно-заискивающе говорили они нам – детдомовских мы уважаем! Вы это – обращайтесь, если что!». После таких, счастливо разрешившихся для них встреч, они сами были готовы заплатить нам любые бабки, только бы их борзость не стала известна нашим старшим, которые держали в страхе не только интернат, но и все, прилегающие к нему кварталы.

Бывало, правда, что и нам приходилось показывать свои зубы. Как-то в Измайловском парке, где мы любили иногда покататься на аттракционах, ко мне с приятелем подвалила компания еле стоящих на ногах пьяных гопников, и предложила вывернуть карманы на предмет обнаружения в них так необходимой им для опохмелки мелочи. Я на всякий случай немного попятился от алкашей – мне было ясно, что от людей с такими испитыми рожами ничего хорошего ожидать нельзя.

А они по своей гоп-стоповской наивности, видать, приняли мое вынужденное отступление за трусость. «Эй, длинный, ты чо, оглох штоле? Сарынь на кичку! Бабки, говорю, гони!» – злобно прошипел, дыша мне в лицо перегаром, самый их наглый «синяк». Молниеносно оценив ситуацию, я тут же решил не разубеждать его в своем малодушии, а начал, испуганно моля о пощаде, изображать из себя абсолютное чмо – даже мелко затряс губами от страха, для пущей убедительности.

Одновременно с этим я внимательно примеривался к тому, как поточнее вырубить ушлепка. И вот когда он уже протянул ко мне руки и залез в нагрудные карманы куртки, копошась в них своими мерзкими «пакшами», я, еще раз прохрипев для маскировки: «Дяденька, пожалуйста, не надо! Я вам сейчас сам все отдам», изо всей силы ударил его снизу жестким апперкотом в челюсть. Он рухнул на асфальт, как подкошенный!

В первое мгновенье все его дружки остолбенели от неожиданности, и я их понимаю – где это видано, чтобы заяц ебанул охотника?! А затем нервно забегали по кругу, истошно вопя: «Бля, ты шо наделал, щенок?! Мы тя ща, суку, порвем здесь!». Правда, приближаться ко мне уже никто из них не рисковал. Калдыри эти были сильно старше меня, но на них, по-видимому, произвело неизгладимое впечатление то, как лихо я расправился с их главным зашибальщиком.

При ударе я серьезно выбил себе мизинец, и рука моя крепко саднила, но я, не подавая виду, что получил травму, предложил всем желающим продолжения банкета выйти со мной один на один. Таковых, однако, почему-то не оказалось. Изобразив на своем лице искреннее сожаление по этому поводу, я оставил донельзя взбаламученных алкашей наедине с их распростертым на асфальте незадачливым собутыльником. Бьюсь об заклад, что больше они деньги на улице ни у кого не отнимали…

Глава 49

Разгулялася гроза на крутых, на горных склонах.

Ночью выпал из гнезда соколенок, соколенок.

Из песни «Соколенок», на слова Леонида Куксо

Теперь, что касается усыновления или удочерения сирот в советскую и нынешнюю эпоху. Наблюдая сегодня за тем, как виснут детдомовцы на любых, приходящих в интернат взрослых, беззастенчиво выклянчивая у них свое светлое будущее (типа, «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!»), как готовы первую попавшуюся тетку, случайно ошибившуюся адресом, называть своей мамой, я испытываю легкое, мягко говоря, недоумение. Ничего подобного в наше время даже представить было нельзя.

И дело здесь не только в том, что сама передача детдомовца в приемную семью была тогда крайне редким событием (на моей памяти за все восемь лет учебы в интернате у нас попытались усыновить только одну сироту. Что из этого вышло – читайте чуть ниже). Мне неприятно видеть, что процесс усыновления ребенка нынче обставлен так, будто это какая-то покупка списанного товара в магазине.

Судите сами: киндера выбирают из множества детей, выставленных на витрине (простите – на сайте) детского дома, затем долго приглядываются к нему, тискают, охают, ахают, после чего, окончательно убедившись в более-менее подходящих свойствах приобретаемого изделия, выдавливают из себя: «Вот этого заверните, пожалуйста!». Словно речь идет о какой-нибудь бездушной игрушке.

Возможно, я несколько утрирую ситуацию, и другой формы свести потенциальных родителей с их будущими детьми попросту не существует. Но все равно не могу отделаться от ощущения какой-то взаимной неискренности, фальши, сквозящей во всех действиях этого сомнительного спектакля, разыгрываемого между усыновителями и усыновляемыми.

Особенно меня коробит, когда современные детдомовцы, будучи еще в совсем несмышленом возрасте, начинают разглагольствовать о том, как бы де было здорово попасть в приемную семью побогаче, где подарки на праздники получше и денег побольше! От всего этого буквально смердит нехилой такой корыстью, которая разъела сегодня, как ржа, даже совсем маленьких спиногрызов. Откуда они только всего этого дерьма нахватались? Воспитатели, что ли, советуют им быть похитрее и порасчетливее?

Это сейчас детдомовских детей разбирают, как спелые пирожки на базаре, а раньше усыновление ребенка было тем еще квестом. В том числе и потому, наверное, что сироты не очень-то хотели усыновляться. А точнее сказать, всячески противились этому! Вплоть до того, что убегали из приемных семей обратно в свои мрачные казематы-интернаты.

Ведь это только совсем уж наивные люди считают, будто несчастные сироты каждую ночь заливают горькими слезами подушку (Так, кажется, по их мнению, должны реагировать на свою тяжелую долю малахольные дети?) ожидая, когда же их, наконец, заберут из детского дома в приемную семью. Но я должен вам «авторитетно заявить», что это всего лишь досужие вымыслы, не имеющие ничего общего с действительностью.

Мы никогда не испытывали особо сильной тоски по поводу нашего сиротства. Быть может потому, что толком и не представляли, каково это – жить в семье. Всю свою жизнь, сколько себя помнили, мы бились-колотились в казенных учреждениях и ничего другого, по сути, не