Дочь короля - Обри Давид-Шапи

Очевидно, что герцог Орлеанский, формально являющийся наследником престола, не может обладать верховной властью или правом на управление королевством, а граф Ангулемский, следующий в очереди на корону, и подавно не имеет такого права[46].

Филипп Пот, как верный защитник интересов дочери Людовика XI, не преминул указать на то, что обычай не имеет силы закона, и, что суверенитет короля, который он охарактеризовал как "способность царствовать или властвовать", никак не может быть передан кому-либо ещё, поскольку не коронованному лицу можно доверить только "управление королевством и опекунство". Такая позиция "негласно поощрялась супругами де Божё, поскольку позволяла им препятствовать притязаниям принцев"[47]. Объявив себя защитником королевского суверенитета и прав Генеральных Штатов, Филипп Пот явно выступал как "эмиссар дочери и зятя Людовика XI"[48].

Герцог Орлеанский, желавший стать регентом, выразил недовольство через одного из своих представителей:

[Герцог Орлеанский] узнал, что составленные вами статьи не поддерживают его чести и не написаны в терминах, подобающих его достоинству; особенно когда, среди прочих решений, вы приняли постановление по вопросу о королевском Совете, и что сеньор и дама де Божё будут опекать персону короля и управлять его делами. Этим вы не смогли ему угодить, и он считает себя серьёзно оскорбленным, тем более, что если король нуждается в опеке и управлении его делами, или, как говорят, в регентстве, то герцог точно знает, что эта забота не касается никого, кроме него. Он хочет, чтобы вы просто заявили: "Пусть сеньор и дама Божё будут рядом с королем", и ничего более[49].

В своей Истории Людовика XII (Histoire de Louis XII) Жан де Сен-Желе, служивший при ангулемском дворе, так обосновывал необходимость регентства:

Разум диктует, что учитывая возраст короля, управление всеми делами должно быть возложено на монсеньора Орлеанского, который находится ближе всех к короне. Ибо закон таков, что, когда король находится в младенчестве, следующий в очереди на престол должен стать регентом на время несовершеннолетия юного короля. Но что касается персоны самого короля, то она должна быть передана в руки тех ближайших родственников, которые не могут ему наследовать[50].

Далее хронист выражает разочарование герцога Орлеанского узнавшего об окончательных выводах делегатов, не принесших ему удовлетворения:

Тогда было сказано, что монсеньор герцог Орлеанский, который был следующим в очереди на корону, всегда будет председательствовать в Совете. Но этого будет недостаточно. Ведь, как я уже говорил, он должен был стать регентом[51].

Таким образом регентство не только не было учреждено, но и было постановлено, что все решения должны были приниматься от имени Карла VIII, объявленного полным сувереном в своём Совете и обладателем maxima auctoritas, то есть полной и абсолютной власти. Это стало первой победой Пьера и Анны, поскольку отказ от идеи регентства был равносилен законному отстранению герцога Орлеанского от власти, что в противном случае повлекло бы их собственное исключение из сферы управления. Вне структурированных и четко определенных политических и институциональных рамок регентства юридическая неопределенность сослужила Анне добрую службу. Хотя ни одна женщина во Франции до сих пор официально не получала титул регентши королевства, теперь принцесса могла свободно пользоваться властью, не ограниченную ни одним закон и поддерживать миф о полностью суверенном короле.

Назначение советников короля также стало предметом долгих дебатов, и поскольку ставки для обеих партий были высоки, выработка решения заняла много времени. Супруги де Божё, у которых, как мы уже говорили, среди делегатов было много сторонников, смогли воспользоваться своими хорошими отношениями с ними и продавить благоприятное для себя решение. В отсутствие короля главенство в Совете переходило к герцогу Людовику Орлеанскому, герцогу Иоанну II Бурбонскому и, что самое главное, к сеньору де Божё. Таким образом делегаты явно пожелали выделить последнего, в то время как принцы крови, такие как герцог Алансонский и граф Ангулемский, упомянуты не были:

Монсеньер де Божё, несмотря на то, что он не является следующим в очереди на трон, может присутствовать в королевском Совете, когда ему заблагорассудится; однако Штаты слышали, что он является одним из первых двенадцати советников; и поскольку это их очень радует, Штаты очень высоко его ценят, поскольку им кажется, что он знаком со многими делами королевства, что у него добрые намерения, и, что до сих пор он вел себя как примерный слуга государя. По этой причине Штаты просят его постоянно присутствовать в упомянутом Совете с правом председательствовать в нём в отсутствие монсеньора Орлеанского и монсеньора Бурбонского[52].

Наконец был решен вопрос и об опеке над Карлом VIII. Хотя предстоящее совершеннолетие короля положило конец проблеме регентства, которое было исключительно политическим вопросом, это не исключало необходимости доверить короля опекунам, которые бы заботились о его персоне. Поскольку присутствие супругов де Божё при короле с момента смерти Людовика XI представлялось неоспоримым и доказанным фактом, делегаты легко согласились с решением оставить опекунство за ними. Однако окончательное предложение, по просьбе самого сеньора де Божё, было несколько смягчено, чтобы утихомирить недовольных принцев. Таким образом, был осуществлен переход от проекта, однозначно определяющего супругов де Божё в качестве опекунов короля, к окончательному решению, оставляющему место для сомнений, но не меняющему реальности их присутствия рядом с Карлом VIII. Первоначальный план был следующим:

Поскольку король до сих пор воспитывался и опекался достойно и честно, но все ещё нуждается в уходе с большой заботой и усердием, по этой причине мы считаем и просим, чтобы сеньор и мадам де Божё продолжали в этих обстоятельствах то, что они хорошо делали, и чтобы они заботливо опекали персону короля и управляли его делами[53].

Однако супруги де Божё, желая удовлетворить и герцога Орлеанского, предложили формулировку, со ссылкой на завещание Людовика XI, как фактор легитимности и преемственности:

Чтобы монсеньор и дама де Божё были близки к королю, как они были до сих пор, и как приказали покойный король и покойная королева[54].

Таким образом, Генеральные Штаты стали настоящей процедурой легитимации Анны и её мужа, которые теперь официально являлись членами правительства, благодаря порученной им опеке над королем и присутствию Пьера в Совете. Конечно, оставалась некоторая смысловая и юридическая неясность относительно их роли и характера их политической власти, но достигнутая ситуация была гораздо предпочтительнее регентства, осуществляемого герцогом Орлеанским. Обладание властью с неопределенными рамками преследовало сразу несколько целей. Ордонансы Карла V и Карла VI о регентстве были соблюдены,