Буря магии и пепла - Майрена Руис
Сара ни разу не пожаловалась на то, что ей приходится каждый день устраивать новую вечеринку, и это при том, что она была занята подготовкой к Наступлению весны и ежедневно тренировалась с нами. Самое меньшее, что мы могли сделать, – сопроводить ее и предложить поддержку.
В тот вечер я надела простое северное платье, собрала волосы и отправилась вместе с Лютером на одну из террас замка, где устраивалась неформальная встреча. Последние несколько дней снег не шел, поэтому крыша была чистой. Ее украшали фонари, излучающие не только свет, но и тепло. При виде такой расточительной траты магии я фыркнула и взяла бокал вина, который предложил мне Лютер. Не обращая внимания на мой нахмуренный лоб, он улыбнулся и смотрел на меня до тех пор, пока я тоже не выдавила из себя улыбку.
Мне удавалось сохранять приветливое выражение лица более часа, несмотря на то что пришлось переговорить с десятками политиков, которые все как один были в восторге от правления Микке. Я смогла улизнуть, оставив Лютера наедине с Леоном Винсентом, когда беседу прервала Микке, призывая всех подойти к перилам. Лютер, не терявший меня из виду, встал рядом, прежде чем погасли фонари. Несколько секунд спустя в саду раздался сильный грохот и все вокруг озарили фейерверки.
Сначала я почувствовала знакомое благоговение, наблюдая за разноцветными вспышками в небе, но спустя некоторое время, когда взрывы стали громче и чаще, улыбка спала с моих губ. Я обхватила себя руками, пытаясь заглушить вибрацию в груди, и отвела взгляд от озаряющих ночь огней, но этого оказалось недостаточно. Дыхание стало прерывистым, и в этот момент я почувствовала, как Лютер взял меня за талию, уводя подальше от толпы.
– Ты в порядке? – спросил он, когда мы подошли к лестнице.
Я кивнула, цепляясь за его руку, и он повел меня вниз по ступеням.
Но грохот и вспышки света, проникающие через окна, не прекращались, и я по-прежнему не могла дышать… Почувствовав головокружение, я прислонилась к стене в коридоре.
– Айлин, дыши. – Лютер мягко взял меня за подбородок. – Посмотри на меня. Дыши вместе со мной.
Но я не могла. Я чувствовала давление в груди, словно чья-то невидимая рука сдавливала мои ребра, не давая сделать вдох.
– Закрой глаза.
Я тут же замотала головой, сама не зная почему. Лютер, все сильнее беспокоясь, сжимал мои руки в своих, но я почти не ощущала ни его прикосновений, ни его магии. Еще через мгновение он обнял меня за голову и поцеловал.
Наконец я закрыла глаза, вспышки исчезли, и я втянула носом воздух, чувствуя, как губы Лютера прижимаются к моим, наполняя меня его магией, его сердцебиением, его дыханием.
Я старалась ориентироваться на его ритм, заставляя себя делать вдох вместе с ним. Обняв Лютера за талию, я притянула его к себе, отчаянно желая ощутить вес его тела и не слышать грохота взрывов.
Внезапно Лютер отстранился от меня и посмотрел на лестницу. Я повернулась вслед за ним с колотящимся сердцем, пытаясь понять, что произошло.
Поставив ногу на последнюю ступеньку, на нас с удивлением смотрела Микке.
– Микке, – сказал Лютер, поправляя пиджак.
Она пару раз моргнула, и ее лицо несколько смягчилось.
– Прошу прощение за вторжение. Я думала, все наслаждаются фейерверком.
Вспышки света продолжали переливаться, краски разноцветным калейдоскопом отражались в окнах, однако теперь все это происходило снаружи, в садах, а не внутри меня.
– Прости нас, – сказал Лютер, беря меня за руку. – Мы не хотели проявить неуважение к тебе, уйдя раньше времени.
Улыбнувшись, Микке подошла к нам.
– Ничего страшного, – возразила она. – Но я думала, что фейерверки – одна из немногих вещей, которая нравится всем без исключения, независимо от происхождения.
– Мы и правда любим фейерверки, – выдавила я. – На Фестивале урожая мы смотрели их вместе и… Сейчас это навеяло некоторые воспоминания.
Лютер улыбнулся моей лжи, а Микке окинула нас внимательным взглядом.
– Мне они не слишком нравятся на самом деле. Они напоминают мне о войне, – призналась она. – Все жалуются на нас, в то время как в других странах порох используют в качестве оружия.
Я нахмурилась.
– Я читал об этом, – ответил Лютер, – хотя с трудом верится, как нечто настолько прекрасное может использоваться во вред.
Микке криво улыбнулась.
– В некоторых местах так говорят о магии. – И прежде чем мы успели ответить, она продолжила: – Ну что ж, мне нужно было на что-то отвлечься после последней казни.
Повисло долгое молчание, пока я не заставила себя задать Микке вопрос, чувствуя, как рука Лютера крепко сжимает мою:
– Какой казни?
– Смотрителя конюшен, которого мы задержали несколько дней назад. Мы казнили его сегодня утром.
Я снова почувствовала, что мне не хватает воздуха, но заставила себя дышать в такт с Лютером, чье дыхание было спокойнее моего.
– За что? – спросил он.
– Нападение на члена правительства во время войны является государственной изменой.
– Но мы не на войне, – сумела возразить я.
– Ты в этом уверена?
И, не сказав больше ни слова, она поклонилась нам и ушла.
* * *
В нашу спальню уже начали проникать первые лучи дневного света, когда Лютер заговорил, мягко поглаживая контуры моей татуировки:
– Той ночью…
Я набрала в легкие побольше воздуха, предчувствуя приступ отчаяния, который охватывал меня каждый раз, когда он вспоминал о том нападении, о том, как он думал, что я умерла. Но сейчас он думал не об этом.
– Ты никогда не говоришь о той ночи, – сказал он, подняв на меня глаза.
Он лежал, опираясь на локоть, пока другая его рука все еще гладила мою татуировку. Мои шрамы.
– Есть много вещей, о которых я не говорю, – пробормотала я.
– Но ты же знаешь, что можешь поделиться, если захочешь, верно?
Я откинула назад его челку, пропуская пальцы сквозь волосы. В мягком свете камина он выглядел моложе. Или, возможно, дело было в его выражении лица, таком уязвимом.
– Знаю.
Некоторое время я молча наблюдала за ним, нежно поглаживая его щеку большим пальцем, прежде чем продолжить:
– Я думаю… думаю, что мне больше не нравятся грозы. Хотя раньше я их любила. Вода – это жизнь, и есть что-то волшебное в этом зрелище, когда небо освещается вспышками молний. Но теперь… шум и свет… фейерверки…
Лютер молча смотрел на меня. Мне незачем было пускаться в объяснения.
– Возможно, со временем я вновь смогу их полюбить.
И, конечно, я снова вспомнила те странные дни, споры с Лютером, путешествие Джеймса… И страх перед тем, на что они готовы пойти ради меня.
– Лютер.
– Да.
– Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
– Хорошо.
Я закусила губу, но решила спросить, пока не передумала:
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал?
Лютер приподнялся на локте и вздохнул. Он недолго думал, прежде чем ответить:
– Я убивал людей своими действиями. Своими решениями.
Такого ответа я не ожидала. Я думала, он просто скажет «да» или «нет» и объяснит. Я готовилась услышать, что он убивал во времена войны, несмотря на свой молодой возраст. И мне важно было убедиться, что он не делал бы этого тогда, если бы знал обо всем раньше. Однако этот ответ…
– Мой отец и Лоуден погибли из-за моих действий, – тихо сказала я, отведя взгляд.
– Нет. Они погибли из-за действий Микке. Это большая разница.
Я почувствовала озноб, и Лютер укрыл меня одеялом.
– А что, если мы совершаем ошибку? – не сдержавшись, спросила я, сама того не желая. – Что, если мы сделаем только хуже? Иона…
– Айлин, уверяю тебя, любой исход лучше, чем снова оказаться на войне.
Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами, и не могла продолжать говорить вслух то, о чем думала. Если бы случилась война с Дайандой, нам не пришлось бы в ней участвовать. Мы просто могли бы покинуть дворец, позволив другим решать эту
