Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова
Тюремные коридоры запутанные и утомительные. Частые переходы, подъемы, лестницы, на которые с трудом карабкалась в длинном платье. От непривычки сердце словно ухало, а руки тряслись. Кружилась голова. Черные мушки летали перед глазами. К горлу подкатывался сладковатый ком. Лестница уходила из-под ног, и она испуганно хваталась руками за стены.
Свиданную, небольшую комнату, решетка перегораживала на две неравные части. С одной стороны к решетке подходили посетители, к другой — арестованные. По середине коридорчика, образованного решетками, разгуливал надзиратель, следя, чтобы во время свиданий не происходило недозволенных разговоров и передач.
Эссен готовила себя к неожиданной встрече. Кто мог быть? Ясно одно: незнакомый. Нужно владеть собой и не подавать вида, что встречаешься впервые. Наверняка кто-то назвался родственником. Свидание разрешали сестрам, братьям да родителям. Конечно, имелась спасительная лазейка — жених и невеста. Но последнее время начались большие строгости, и некоторых арестовывали, заподозрив во лжи.
При ее появлении со стула поднялась и подошла к решетке девушка. Худенькая. Маленькая. Она, видимо, волновалась и плохо представляла, что должна делать. В глазах испуг. Эссен до боли жалела девушку, рисковавшую собой. И сразу всю опасность приняла на свои плечи. Плохо, не знает, под какой фамилией явилась незнакомка.
— Милая моя! — улыбнулась Эссен и прижалась лицом к решетке. И сразу поняла, как устала от одиночества, от тюремного заключения.
Неожиданно ее выручила девушка. Вскинув голову, она сильным голосом заговорила:
— Я прибыла от Красного Креста. Княжна Дондукова, весьма влиятельная особа, добилась разрешения на посещения представителями Красного Креста женщин, длительное время находящихся в тюрьмах. Я настаивала, чтобы меня, как представителя Красного Креста, провели по камерам, но в этом было отказано. — Девушка бросила грозный взгляд на надзирателя, прохаживающегося по коридору и прислушивающегося к разговору. — Хотелось бы узнать, в чем вы нуждаетесь? И чем можем быть полезными?.. Вы так бледны... Нездоровы?.. Разрешают ли вам прогулки? Каков режим тюремного заключения?
Эссен развеселилась. Молодчага! А она приняла ее за несмышленыша! И тюремщик нос повесил, его, как зверя, девица загнала в клетку.
— По инструкции разговаривать во время свиданий о тюремных порядках не полагается, — скрипуче вмешался надзиратель в разговор.
— Потрудитесь не подсказывать, о чем следует беседовать представителям Красного Креста с несчастными, отрезанными от мира! — метнула гневный взгляд девица. — По-про-шу не прерывать и не забывать, что я представляю международную организацию Красного Креста! — Девица презрительно выпятила нижнюю губку. — Не смейте мельтешить перед глазами и контролировать разговоры. Княжна Дондукова, особа весьма влиятельная, может и господину министру нанести визит, чтобы рассказать о ваших порядках.
Эссен была в восторге. Умница... Умница... Интересно, кто такая?.. В мифических представителей Красного Креста не верила — наверняка Петербургский комитет нашел возможность установить связь. И надзиратель притих... Эти негодяи смелые только перед беззащитными.
— Порядки самые безобразные, как и во всех российских тюрьмах: кормят преотвратно, на арестованного отпускается казной десять копеек в день, но администрация безбожно ворует. Прогулки сокращены до пятнадцати минут вместо положенного получаса. Меня как лишили прогулок, так и держат в камере без воздуха и движений...
— Нужно дамочке объяснить причину наказания... Наказали за отказ от показаний на следствии... Сколько бились... — Надзиратель хотел что-то сказать, но, заметив, как яростно девица махала руками, замолчал.
— В камерах содержатся женщины с детьми, и даже дети лишены воздуха и минимального питания... Медицинское обслуживание мерзкое — ни лекарств, ни помощи... Недавно человек умер от заражения крови. В больницу его так и не доставили.
Девица достала записную книжку, окованную золотым кантом, и золотой карандашик, которые произвели впечатление на надзирателя, и деловито записывала.
Долго говорила Эссен, вспоминая безобразия и беззакония. Конечно, она не была так наивна, чтобы верить в действенные последствия от посещения дома предварительного заключения представителем Красного Креста, просто хотела, чтобы эти сведения дошли до Петербургского комитета.
Надзиратель сверлил заключенную колючим взглядом, но это ее мало беспокоило. Давно убедилась: волю и силы возвращает непрерывная борьба с тюремной администрацией. Ну и пусть карцер! И не то видывала.
Расстались дружелюбно. Девица вытащила из саквояжа большой сверток и потребовала, чтобы его немедленно передали Эссен. Надзиратель заупрямился, требуя, чтобы вещи представили бы на досмотр в канцелярию. Но и тут победила девица:
— Вещи просмотрены в Главном тюремном управлении, куда были доставлены самой княжной Дондуковой! И нечего в них шарить! Требую передачи вещей в моем присутствии, и не потому, что желаю передать недозволенное, а исключительно из-за боязни пропажи... Нет, нет... Досмотра не допущу и требую начальника тюрьмы! — Звенел ее голос. — Княжна Дондукова в родстве с императорской фамилией и патронаж над тюрьмами осуществляет всю святую жизнь. — Девица ловко осенила себя крестным знамением. — Отоприте дверь и передайте пакет. Да и кто вы такой, чтобы ставить себя и над княжной Дундуковой, и над главным тюремным управлением, и над министром юстиции, и над Красным Крестом?!
Эссен давно не встречала такого блистательного ристалища. Девица била без промаха. Что ни слово, то удар кинжала. Да, товарищи знали, кого посылали, фамилия княжны Дондуковой, благотворительницы, мелькала в газетах.
В камеру Эссен возвращалась на крыльях. Безусловно, девица не стала бы метать громы и молнии, уничтожая надзирателя, коли пакет не имел бы сюрприза. Во время поединка она не очень надеялась на успех: слишком большое нарушение тюремных правил. И какая отчаянная девица! Все смела на своем пути, как ураган.
Захлопнулась дверь, ушел надзиратель дядька Иван. Она прижимала к груди пакет и была счастлива: наконец-то осталась одна со своей драгоценной ношей. Осторожно развертывала посылку. Суконный костюм... Славно. Ее пришел в полную негодность... Валенцы... Превосходно. Измучилась от радикулита и сырости... Платок грубой шерсти... Спасибо товарищам... Шерстяные носки. Рукавицы, пахнущие овчиной... Молодцы-то какие!.. Баночный чай Филиппова. Пахучий и душистый. Коробка конфет. Так, фольга надорвана. Значит, письмо внутри коробки.
От волнения тряслись руки. Извлекла тонкие листки папиросной бумаги. Знакомый ровный почерк. Письмо от
Надежды Константиновны Крупской, адресованное Соколу. Сокол — одна из ее партийных кличек. Спрятала письмо, боясь, как бы надзиратели не подсмотрели. Заставила себя успокоиться и принялась читать.
«Милая, дорогая, давно собиралась написать тебе, да все не удавалось как-то. И сейчас не знаю, с чего начать. ЦК спредательствовал хуже Плеханова, об этом ты уже
