Ни единого шанса - Ксюша Иванова
Успеваю поймать взгляд сестры до того, как она убегает к Маруське — и бровь скептически приподнятую, и презрительный прищур глаз. Хочется ответить, хочется на этот взгляд сказать: "Да, сестренка, Лиза у моей постели в больнице двое суток провела, а твоя обожаемая София вообще ни разу не пришла! И нечего мне тут намекать на что-то!" Улыбается, воздев глаза к небу. Да тебе-то что! У тебя-то все в порядке! Вон, Захар с мясом, нанизанным на шампура, снова обниматься лезет! А мне вечно не везет!
— Ну, так что, дорогие друзья! — Николай Егорыч, Лизин отец сегодня играет роль тамады. — Как вы рассматриваете возможность совместного отдыха где-нибудь… скажем в Египте? А? Через пару неделек хоть дней на пять сможем вырваться?
— Ванечка, — Лиза целует в ухо холодными губами, и я пытаюсь убедить себя, что мне приятно это прикосновение, я пытаюсь отыскать в себе хоть малую толику каких-то положительных эмоций, но… не могу и все! Вернее, могу только если притвориться. А чтобы притвориться, нужно крепко-крепко зажмуриться и…
Закрываю глаза, и она, словно чувствуя, что именно мне нужно, еле слышно шепчет мне в ухо: «Ванечка мой» И шепотом очень похоже получается. И горячее дыхание у меня на щеке напоминает то, о чем я пытаюсь забыть уже две недели.
— Ванька, все в порядке? — встревоженно спрашивает отец. Ловлю себя на том, что с силой сжимаю челюсти, кривясь как от боли. Впрочем, почему «как»? Мне реально больно. Только теперь уже не там, в районе раны, а прилично повыше и немного левее… — Чего ты так побледнел?
— Все нормально, — освобождаюсь из Лизиного пледа и, не глядя на нее, сваливаю в дом.
Не могу с ними. Ни с кем долго не могу рядом находиться — начинаю рычать и огрызаться на каждое услышанное слово.
— Ванечка, сынок, выпей лекарство, — кричит вслед мама. — Лиза, пойди, помоги ему.
О, нет! Только не это! Но, к моему счастью, сестра оказывается проницательнее, чем все вместе взятые и успевает перехватить Лизу:
— Лиз, постой, мне тут кое-что помочь нужно. А Захар, как раз, в доме… э, рукавички для Машуньки взять собирался. Да, Захар?
С облегчением скрываюсь за дверью. Иду в комнату, где когда-то ночевала ОНА.
Это такое странное ощущение. Как будто давить на края только-только начавшейся затягиваться раны. Больно и тревожно, но, вроде бы, и какое-то извращенное удовольствие тоже в этом есть. И я давлю…
Вот там, возле аквариума я ее фотографировал…
А здесь она спала, свернувшись калачиком и, как ребенок, подложив ладошки под щеку… Я тогда рано утром заглянул к ним с Лилькой. Просто так заглянул, потому что магнитом к ней тянуло.
Ложусь на бок, лицом к середине кровати. Так легко представить себе ее голову на соседней подушке. Всего-то нужно глаза закрыть — и кажется, что даже запах чувствую.
— Эй, брат, ты чего тут один? — заглядывает Захар.
Я знаю, сейчас можно просто сказать ему, чтобы отстал, и он уйдет, не будет навязываться и доставать меня. Но это же Захар. А у меня к нему особое отношение. Его я «послать» не могу.
— Достали все.
— Мне кажется, пока ты тут отлеживаешься, ваши с Лизкой родаки уже будущую свадьбу обсуждают.
— Да пошли они…
Мне безразлично. Не потому, что без разницы на ком жениться, а потому, что я-то точно знаю — никакой свадьбы просто быть не может. И тот факт, что они все моего мнения не желают слышать, это — их проблемы, а не мои.
Захар молчит. И я думаю, что он ушел. Но голову поворачивать, чтобы проверить — лень. Только он вдруг проходит в комнату и садится в кресло у окна. Закрываю глаза, но чувствую его внимательный, изучающий взгляд.
— Я это… не мастер советы давать… Тем более, что ты не просил… Но…
— Вероника приказала? — перебиваю его.
— Нет. То есть, она, конечно, просила меня с тобой поговорить, но не сегодня, раньше еще. Я по собственной инициативе, вообще-то!
— Валяй свой совет, — я теряю интерес к разговору с ним, и уже думаю, как будет выглядеть, если я сейчас встану и уйду…
— Пару слов. И я оставлю тебя в покое, — Захар, по ходу, отлично меня понимает. — Ты какого хрена допускаешь вот этот вот балаган?
— Чего? — приподнимаюсь на локте, уставившись на него.
— «Чего-о?» — кривляется он. — В любви, брат, как на войне. Или ты ее, или она тебе… голову снесет напрочь и мучься потом всю жизнь.
— Ничего не понял, но было очень интересно, — вздыхаю я.
— Я к тому говорю, что если ты выбрал себе женщину, то отступать некуда. Понимаешь? С нею тяжко, но и без нее уже никуда!
— Это Вероника тебя научила?
— Ну, в каком-то смысле, да.
— И что мне делать?
Он встает, разводит руки, типа, не знает. Но потом все-таки говорит:
— Права с собой?
Киваю, непонимающе всматриваясь в его лицо:
— Всему вас, молодых, учить нужно. Можешь мой новый байк взять. Он там, возле тренировочного корпуса, под навесом стоит. Через калитку, которая на речку ведет, можно выйти, чтобы эти… не увидели.
Уже внизу возле заднего выхода меня «догоняет» его напутственное:
— Сильно не гони. И цветы по дороге купить не забудь!
— Здравствуйте! А Софию можно?
Сонина бабушка так всматривается в меня, как будто не узнает совсем. Но потом, видимо, признав, отвечает:
— Да нет ее! В клубе в своем опять сидит! Я говорю-говорю, что поздно, что опасно для девчонки это — по ночам работать. Да еще где? Где пьяных и всяких там разных куча! Но кто будет бабку старую слушать! Все равно уходит каждый вечер!
— Ванечка! — из-за спины старушки доносится радостный Лилькин голосок.
Расплываюсь в улыбке — так видеть ее приятно, как будто родного человека неожиданно встретил. А у меня и нет ничего для нее… Идиот! Так несся, что не подумал даже о ребенке!
— Лилечка! Привет, красавица! — машу ей, привстав на цыпочки, через бабушкино плечо.
— А С-С-Соня говорит, что ты — предатель! — выдает ребенок, и добавляет, торопясь выложить мне полный пакет информации. — И еще плачет по ночам, когда бабушка засыпает!
— Лилька! —
