Не дрогни - Стивен Кинг
– Моя жена ушла от меня, – говорит Толливер, всё ещё плача. – Она забрала детей и ушла. Я сделал это и ради неё, и ради себя. Она постоянно ныла, что мы не можем себе позволить то, не можем позволить это, и кто меня похоронит? А? Кто меня похоронит? Мой брат? Моя сестра? Они не отвечают на мои письма. Моя мать сказала…
– Мне плевать, что она сказала.
– …она сказала: «Ты сам заварил кашу, теперь расхлёбывай». Как это мерзко.
Он приподнимает бёдра и издаёт ещё один звуковой эффект. Иззи говорит:
– Пойдём отсюда. Мы получили всё, что он мог нам дать.
– Я признался чистосердечно, – говорит Толливер, когда они уходят. – Дважды. Сначала тому прокурору, потом Брэндону. Мне не обязательно было это делать. А теперь посмотрите на меня. Просто посмотрите.
Иззи и Том возвращаются на пост медсестёр. Старый ветеран в белой вискозной форме заполняет бумаги. Иззи говорит:
– Он хочет вернуться в свою комнату. Говорит, что морфинный насос уже перезапустился.
Не поднимая головы, старик отвечает:
– Пусть подождёт.
7
Май, погода прекрасная.
Неподалёку от города находится лесной пригородный посёлок Апривер. На его северной окраине находится небольшой парк, где несколько человек практикуют медитативные позы, которые можно назвать асанами, а можно и не называть. Тригу всё равно, как они называются. Они смотрят на горизонт, а не на него. Это нормально.
Он купил бургер, но после пары укусов бросил его на пассажирское сиденье. Он слишком нервничает, чтобы есть. Письмо, которое он отправил в полицию, было предупреждением. Это серьёзно. Вопрос в том, сможет ли он это сделать. Конечно, есть сомнения. Он думает, что сможет, но понимает, что узнает наверняка только после того, как дело будет сделано. В детстве он убивал белок и птиц из пневматического ружья, и это было нормально.
Хорошо, действительно. В тот единственный раз, когда отец взял Трига на охоту на оленя, ему не разрешили брать с собой настоящее ружьё. Отец сказал: «Зная тебя, ты упадёшь в яму и отстрелишь себе ногу». Папа сказал, что если они увидят оленя, он позволит Тригу выстрелить, но оленя они так и не увидели, и он был почти уверен, что отец всё равно бы не дал ему ружьё. Папа забрал бы выстрел себе.
А как насчёт пройти боевое крещение, убив человека? Триг понимает, что, переступив эту черту, он никогда не сможет вернуться назад.
Улица, проходящая мимо карманного парка, имеет забавное название – Энэхау Лейн. Это тупиковая улица. Триг был здесь уже три раза и знает, что Бакайская Тропа проходит недалеко от конца этой улицы. Тропа длиной восемнадцать миль. Раньше здесь была железнодорожная линия, но рельсы сняли тридцать лет назад и заменили широкой асфальтированной дорожкой, финансируемой округом, которая вьётся среди деревьев и кустов, в конце выходя к платной дороге и заканчиваясь на окраине города.
В конце Энэхау Лейн есть небольшая протоптанная площадка с табличкой «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА ПОСЛЕ 7 ВЕЧЕРА». На всех предыдущих разведывательных вылазках Трига там стоял пыльный погрузчик Комацу в нарушение знака, и он стоит там и сегодня. Насколько Триг знает, он может стоять там годами и дальше. Он даст ему место, чтобы спрятать машину, и это всё, что его волнует. За ним – заросли деревьев с табличками: «БАКАЙСКАЯ ТРОПА», «НЕ МУСОРИТЬ» и «ИДИТЕ/ЕДЬТЕ НА ВЕЛОСИПЕДЕ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК».
– Привет, папа.
Отец давно умер, но Триг иногда всё равно с ним разговаривает. Это не совсем утешительно, но приносит удачу.
Триг паркуется за погрузчиком, достаёт рюкзак и карту Тропы с заднего сиденья своей Тойоты. Он надевает рюкзак и кладёт карту в задний карман. Из центральной консоли он достаёт револьвер Таурус 22-го калибра с коротким стволом. Засовывает его в правый передний карман. В левом кармане у него тонкая кожаная папка с тринадцатью листочками бумаги. Он проходит мимо пикниковых столов, урны, полной банок из-под пива, и раскрашенного столба с ламинированной картой Тропы. На прошлых разведках он видел много гуляющих и велосипедистов на Тропе, иногда по двое или втроём – это не подходит для его цели сегодня, но иногда гуляют и по-одному.
«Сегодня, – думает он, – вряд ли увижу кого-то одного. Если не увижу – это будет знак: «Остановись, пока ещё можно, прежде чем перейти черту. Как только переступишь, назад пути нет».
Это напоминает ему мантру Анонимных Алкоголиков: «Одна рюмка – слишком много, тысяча – недостаточно».
На нём коричневый свитер и простая коричневая фуражка, надетая почти до бровей. На кепке нет логотипа, который могли бы запомнить прохожие. Он идёт на восток, а не на запад, чтобы солнце не освещало ту часть лица, что видна. Пожилая пара на велосипедах проезжает мимо, направляясь на запад. Мужчина здоровается. Триг поднимает руку, но не отвечает и идёт дальше.
Примерно через милю деревья поредеют, и там Тропа огибает жилой комплекс, где дети играют во дворах, а женщины развешивают бельё. Если до этого момента он не встретит идущего одного человека, он свернёт.
Возможно, только сегодня, а может и навсегда.
– Конечно, – говорит папа. – Иди и дрожи, трусишка ты, чёртов. Триг неспешно идёт дальше, одна рука на рукоятке револьвера. Он бы свистнул, но рот пересох. И вот из-за поворота появляется тот самый одинокий прохожий, которого он так ждал (и боялся). Ну, не совсем один – рядом идёт пудель на красном поводке. Он всегда представлял, что первая жертва будет мужчиной, а тут – женщина средних лет в джинсах и толстовке с капюшоном.
«Я этого не сделаю, – думает он. – Подожду мужчину, без собаки. Приду в другой день».
Но если он действительно намерен довести дело до конца – полностью – придётся включить в список и четырёх женщин.
Он приближается. Скоро женщина с собакой пройдут мимо него, пойдут дальше по своим делам – будет готовить ужин, смотреть телевизор, звонить подруге и говорить: «Ой, у меня день прошёл хорошо,
