Не бойся Жнеца - Стивен Грэм Джонс
Ладно, забыли.
Кимми сжимает кулаки, на негнущихся ногах идет по проходу с товарами для выпечки, держа перед собой слабенькое пламя, будто его свет способен защитить. Она останавливается только раз, чтобы поправить шеренгу баночек с посыпкой для тортов, которую зацепил кто-то из посетителей.
Наверное, у тебя сахарная зависимость, если в такой буран ты готов идти за пирожными, пончиками, сгущенным молоком, печеньем в глазури и карамельной посыпкой.
Старшеклассница, которая за всем этим пришла, ничего объяснять не стала.
– Может быть, яиц? – спросила Кимми, хотя прекрасно знала, что комментировать покупки клиентов не следует.
В ответ девушка сложила губы буквой «О», показав назойливой кассирше, что яйцо у нее уже есть – вот оно, прямо во рту, как у какого-нибудь психа.
Кимми сглотнула, пробила чек, дала сдачи, уже не глядя на девушку, потом по привычке вытерла пространство перед собой. Ее голубое бумажное полотенце подцепило девушкину длинную блондинистую прядь.
Кимми встряхнула ее, поймала бумажным полотенцем и отправила в корзину для мусора.
Потом тоже сложила губы буквой «О», представив, что несет во рту неразбитое яйцо.
Так делают морские коньки, да? И аллигаторы?
Но не люди.
Если только это не безумные кондитеры. Или такие сластены, что им нипочем любой буран, лишь бы удовлетворить чрево. Или… если желудок у них набит яйцами, которые, стоит их тронуть, могут разбиться прямо внутри. Именно так Кимми думала о гусях и лебедях, которые садились на воды озера Индиан по пути туда или обратно: у них наверняка внутри сплошные яйца, от клюва до хвоста, поэтому они сюда и прилетели. Поверхность воды мягкая, и скорлупа между перьями наверняка не разобьется, желтки не будут просить пощады возле глазниц.
Но Кимми Дэниэлс уже не девочка, такие мысли ей в голову больше не приходят. Даже если клиент дает для них повод.
Еще одна бесполезная смена, и каждую смену случается какая-нибудь дурость, так? Хоть записывай, только какая от этого польза?
Вернувшись к кассе, Кимми легким выдохом пытается загасить последний огонек, а поскольку вот-вот наступят сумерки, в окне витрины она видит не улицу, а свое отражение.
Сердце подскакивает, когда она вспоминает, что дверь работает от генератора, а генератор отключен, да и спички далеко – в туалете. Но Кимми тянет дверь – наверное, сильнее, чем стал бы королевский гвардеец: это его недостойно, – и дверь, застонав от холода, приоткрывается.
Кимми выходит и плотно закрывает ее за собой, чтобы снег не налетел внутрь.
Запереть дверь она не может, ключи ей не доверяют, но она будет стоять на этом посту, пока не подрулит Миллисент.
Между прочим, уже половина пятого.
Но хороший управляющий магазином знает, что внутри – работник. Значит, магазин нужно закрыть.
Кимми готова встретить холод; она натягивает капюшон, крепко его подвязывает у горла, сует руки в карманы и сквозь пелену снега видит первый за день грузовик. Он запаркован прямо на улице, в двух или трех домах от нее… нет, он увяз в снегу прямо на мостовой.
Ее это не касается.
Она отворачивается от ветра, окидывает взглядом магазин и вдруг чувствует, что отплыла во времени, будто она и есть глаз, раньше смотревший на нее снаружи.
Что за дурь.
Кимми покачивается на пятках, стараясь согреться, вызвать к жизни звук подъезжающего снегохода Миллисент. Потом выдыхает воздух, отдавая последнее тепло, и ее дыхание превращается в застывшие белые барашки, облачка, сквозь которые она ничего не видит, и ей кажется, что она ступает из каноэ на берег старого лагеря, на полпути к другой стороне озера, выдувает дымок своей первой сигареты, а когда он рассеивается, видит: от костра, перекатывая вдоль ноги бутылку пива, за ней наблюдает некто Открывашка Дэниэлс.
И что?
Она все равно готова ему улыбнуться.
Ради одного прекрасного дня в будущем, когда она будет развешивать простыни на веревке.
Ради прижавшейся к ее ноге прекрасной девочки.
Открыт дурацкий видеопрокат или нет, Джейсу Родригесу все равно.
Его больше интересует… Бобо Ричардсон.
Он любит представлять, как шепчет «Бобо» в мягкую кожицу под его правым ухом: на первом слоге он еще не касается уха губами, а на втором слоге легонько его задевает, и оба закрывают глаза, хотя лиц друг друга не видят. Пальцы сплетаются, бедра оживают, от одежды вдруг хочется избавиться.
В сентябре они устроили продажу домашней выпечки, чтобы собрать деньги на покупку DVD для видеосалона, и Бобо в субботнюю утреннюю смену оказался рядом с ним, а в воскресенье они снова сидели рядом на жестких пластиковых стульях, обслуживали прихожан после церкви. Бобо вызвался «толкать» пирожные с орехами, а Джейс, у которого жуткая аллергия на желтый краситель и на большинство красных, сидел за кассой – так меньше шансов слизнуть случайно попавшую на пальцы глазурь.
Джейс всегда поглядывал на Бобо с поклонением – по понятным, хотя и мелким причинам, над которыми он хочет подняться, ведь он вечная жертва биологии, но Бобо покорил его душу и сердце другим. Всякий раз, «толкая» пирожное, он спрашивал у покупателя, нет ли у того аллергии на орехи: не хотел, чтобы эта залитая шоколадом ореховая вкуснятина попала к кому-то из друзей или членов семьи, у кого на орехи аллергия.
Неужели крутой футболист может так о ком-то заботиться?
Джейс сначала сомневался – даже заподозрил, что это просто наживка: Бобо изображает из себя эдакого мечтателя, чтобы заманить Джейса в раздевалку спортзала, где… с ним могут сыграть злую шутку.
Если свой радар не привести в боевую готовность, не включить бдительность на полные обороты, тогда… жди плохого, еще хуже. А играть роль статиста или жертвы Джейс не намерен.
Но к воскресенью он все понял.
Пирожные съели, им на смену пришел красный бархатный торт в исполнении мамы Вайноны. Что может быть лучше ярко выкрашенного греха, особенно через десять минут после выхода из церкви?
Джейсу от этого угощения пришлось отказаться, и Бобо последовал его примеру, заявив, что не голоден, что днем у него напряженная тренировка, а на полный желудок особенно не побегаешь.
Джейс даже отвернулся, чтобы не выдать себя усмешкой.
Этот Бобо – тот еще кадр.
Когда они махали лопатой, их номера были третий и четвертый. Бобо шел следом за Джейсом, и у Джейса мурашки бежали по коже, потому что он понимал: Бобо видит, как он расправляется со снегом. А потом появилась Синн
