Не бойся Жнеца - Стивен Грэм Джонс
Мейси Тодд изредка на нас поглядывала, оценивала нашу забаву, ехидно улыбалась, с удивлением качала головой и возвращалась к своей книге. Моя мама к тому времени мне уже поведала, что много лет назад мать Синнамон и Джинджер очень плохо обошлась с одним человеком, но я не должна была об этом говорить и потому молчала. Однако я все равно взглянула на Мейси Тодд другими глазами.
Знаю, вы просили рассказать о «Бойне в День независимости», но я сейчас к этому подойду, не беспокойтесь.
Оказалось, что остальная часть экспедиции в Айдахо – так назвал нашу поездку мистер Синглтон – задерживается. Мой отец, который все это время где-то уединялся, подошел к Мейси Тодд и извинился за неудобство. Она только отмахнулась, сказала, что мы хорошо ладим друг с другом, а потом попросила его подежурить с нами вместо нее, а она пока приготовит нам перекус. Будь у нас выбор, мы предпочли бы наггетсы, но Мейси Тодд была строга не только к музыке в общественных местах: нам как растущим положен салат, да еще и с бальзамическим соусом, а не с какой-то примитивной заправкой вроде ранча.
Она пошла в бар ресторана распорядиться насчет салатов и учинила там допрос насчет продуктов, их происхождения, методов приготовления, а мой отец тем временем – я его не обвиняю, особо внимательным он не был никогда – отвлекся на какое-то телефонное совещание. То есть он, конечно, нас видел, но, сидя рядом, ничего вокруг не замечал: в креслах, просунув руки и ноги сквозь боковины, дремали люди; от одних ворот к другим носилась женщина и не замечала, что ее персикового цвета тележка лежит вверх колесами; мальчик уронил на землю крендель, поглядел на него, подобрал и продолжил есть.
Не видел отец и старшеклассника. Тот прошел мимо нас один раз, другой – Джинджер первой его заметила, – а потом и третий.
Тогда Синнамон и Джинджер было по двенадцать, сейчас вот-вот стукнет семнадцать.
Я понятия не имела, что происходит.
Когда Мейси Тодд вернулась с тремя салатами и тремя бутылками воды – только бутылки, иначе нельзя, – этот старшеклассник сидел с Джинджер в кабинке по ту сторону дорожки и держал руку на ее голом бедре.
Мейси Тодд никак не отреагировала, только чуть склонила голову вправо.
– Девочки, – сказала она Синнамон и мне. – Ваш перекус.
Наши сердца стучали так громко, что нам было не до еды.
– Извините, – сказала нам Мейси Тодд и спокойно пошла к старшекласснику.
На коленях у него лежала гитара. Это очень банально, мистер Армитедж, знаю, но он был с гитарой. Потом Джинджер, воспылавшая к нему безумной страстью, рассказала нам: он возвращался из поездки по мексиканским церквям в рамках школьного проекта для старших классов.
Идя в его сторону через дорожку – знаю, о мертвых плохо не говорят, но хочу показать, какой силой обладала эта женщина, – Мейси Тодд расстегнула две верхних пуговицы черной блузы. Дойдя до кабинки, где сидели Джинджер и этот парень, она наклонилась и, наверное, открыла ему вид, от которого у того перехватило дыхание. Насколько я знаю, Джинджер никогда ей этого не простила, но в следующие две минуты ее мама – никогда о себе так не заявлявшая – утихомирила Джинджер взглядом, выманила парня из кабинки и увела за собой – мимо будки для чистки обуви в частный туалет.
Джинджер вернулась к нам, и мы втроем уставились на плотно закрытую дверь.
Через три минуты оттуда вышла Мейси Тодд, посмотрела по сторонам, села рядом с нами и вернулась к своей книге, блуза доверху застегнута.
Мы продолжали смотреть на дверь туалета, но она так и не открылась, а потом мы снялись с места и поехали в горы по направлению к Терра-Нове. Сердце Джинджер было навеки разбито, а Синнамон пристально смотрела на мать. Не потому, что ее ненавидела, – просто до нее дошло, что именно случилось, так мне кажется. Или почти случилось, если кто-то не вмешался.
Так вот, мистер Армитедж, Синнамон – копия своей мамы. Внешне она зеркальное отражение своей сестры, но сшита из того же сукна, что ее мама.
Если спросить Джинджер насчет мишуры, она просто будет смотреть в стену, и отчасти тут есть моя вина. В ту ночь мы должны были заставить ее пойти с нами. Сейчас я в этом убеждена. Но так же, как мы позволили ей уйти с тем парнем от нашего столика в аэропорту Бойсе, мы позволили ей остаться на яхте одной и ждать нашего возвращения.
Теперь насчет мишуры. Синнамон, наверное, скажет вам, что там были только она и Джинджер, но я была с ними. И вообще, это моя идея. Прежде чем ближе к вечеру взять меня с собой на берег – улизнуть с яхты было очень просто, – Синнамон и Джинджер отложили несколько батареек и сережек для девочки, размытые записи которой они мне показали.
Моим вкладом была мишура.
Если мишуры хватит, девочка проденет ее сквозь волосы, обвяжет вокруг талии, и мы, свесив ноги за перила, увидим ее с палубы. Она будет сиять в свете луны, украшенная серебряными блестками.
Номер почти удался.
С кормы яхты мы действительно видели, как по озеру пронеслось серебристое сияние – искристый след от метеора – и тут же угасло. Мы думали, что услышим, как каждый сноп искр с шипением исчезает в воде.
Подтвердилось то, на что намекали следы: девочка шла по воде. Значит, скорее всего, была привидением.
В этом и заключалась ее главная тайна.
Мы снова и снова пересматривали эту запись на выпускном вечере Леты, передавая телефон Синнамон друг другу. Синнамон и Джинджер порезали пальцы лезвием, которое где-то украли, и поклялись, что никогда тайну не выдадут. Меня резать пальцы и давать такое же обещание они не заставляли, хотя я была готова.
И они мне разрешили.
Конечно, вы знаете про яхту,
