Голова, полная призраков - Тремблей Пол Дж.

Глава 24

Я избегала завершающего интервью с Рэйчел и уже дважды отменяла встречи в последнюю минуту. Уже начало декабря, и я наконец-то обещаю пересечься с ней в одной местной кофейне на юге Бостона за день до ее отлета. Рэйчел собирается в Амстердам для другого нон-фикшн-проекта, по которому она только что договорилась с издателем. По телефону она призналась, что наша коллаборация неожиданно вызвала в ней огромное желание написать нон-фикшн. Интервью и исследование материала принесли больше отдачи, чем, она получала, по крайней мере в последнее время, от художественной литературы.

Прохладный дождливый вторник, середина дня. Я иду пять кварталов, которые отделяют мой дом от кофейни, слушаю барабанный стук капель дождя о купол моего зонта. На мне черный свитер, черные джинсы, черные ботинки и мой любимый жакет, сверху – вызывающе красное пальто, которое особо не греет.

Кофейня расположена на первом этаже перестроенного таунхауса из коричневого песчаника. Рэйчел уже сидит внутри, за столиком на двоих. Она улыбается и машет мне. Она не расстроена из-за моего опоздания, но, кажется, ощутила облегчение, что я все-таки явилась. Я чувствую себя виноватой за то, что доставила ей неудобства. Впрочем, она же должна понимать, что мы сегодня будем говорить на тему, о которой я особо не хочу говорить и на которую вообще ни с кем не общалась прежде. Мне нужно было настроиться на этот момент. Я готовилась к нему пятнадцать лет.

В кофейне жарко, как в сауне, несмотря на отсутствие посетителей. Я вешаю пальто на шаткую хрупкую вешалку у эркерного окна. Мы коротко обнимаемся. У меня замирает сердце, когда Рэйчел сжимает мои руки. Я давно скучаю по маме, особенно в такие моменты. Я все задаюсь вопросом, как бы она выглядела, если бы дожила до элегантной зрелости? Отрастила бы она волосы? Красила бы их? Выставляла седину напоказ? Одобрила бы она мой новый писательский проект? Беспокоилась бы по поводу того, что, может быть, у меня не будет стабильной карьеры? Боялась бы бродить в большом городе в одиночку? Или радовалась бы поездке? Заказала бы кофе без кофеина, потому что после порции кофе в такое время суток не смогла бы уснуть ночью? Или послала бы осторожность ко всем чертям и заказала бы двойной эспрессо?

Бок о бок мы подходим к стеклянному прилавку. Паркет скрипит под нашими ногами. Притихшие черные потолочные вентиляторы висят над нашими головами, как спящие вверх ногами летучие мыши. Бариста – парень примерно моего возраста. Рукава его белой рубашки закатаны вверх, открывая замысловатые татуировки, которыми он, похоже, очень гордится. Он старается не останавливаться ни на секунду. Его руки постоянно в движении, что-то делают, даже если это что-то – смахнуть упавшую на запотевший лоб челку. От него пахнет пряными сигаретами и чем-то цитрусовым. Он скрывается в подсобке после того, как мы сделали наши заказы.

Вернувшись за наш маленький столик, мы с Рэйчел болтаем по поводу паршивой погоды и теплой кофейни. Мы говорим о ее предстоящей поездке. Я заявляю, что по-доброму завидую ей, хотя никакой зависти не ощущаю. Я рассказываю ей о работе над блогом и заданиях от Fangoria.

– Я читала твой блог, Мерри.

Я держу чашку с кофе обеими руками, поближе к телу.

– В самом деле? Что думаешь?

Рэйчел отодвигает чашку кофе и кладет руки на стол, прежде чем убрать их на колени.

– Эссе, посвященное шоу, я перечитала три раза. Отлично написано, весьма убедительные критические суждения и великолепный разбор сериала, Мерри.

– Спасибо.

Рэйчел помешивает кофе черной ложечкой то по часовой стрелке, то против.

– Как у тебя получилось… дистанцироваться? Писать о шоу так, будто бы ты не участвовала в нем? Не боишься, что когда-нибудь эта отстраненность погребет тебя?

– Дистанцироваться проще, чем может показаться, но я все равно живу с опаской. Наверно, это к лучшему. Значит, я еще жива.

– Ты планируешь раскрыть, кто стоит за Карен Бриссетт?

– Нет, никогда. Надеюсь, что и ты сохранишь мою тайну.

Рэйчел кивает, но ее жест не сулит обещание.

– Ты себя воспринимаешь как Карен Бриссетт? Я имею в виду: ты, Мерри Барретт, веришь во все, что пишешь от имени Карен? Или Карен скорее персонаж, который ты создала?

– Карен – просто псевдоним, ничего больше. Я не писатель романов. Да, я верю во все, что пишу. В противном случае, я бы не стала это писать.

– Сколько раз ты смотрела «Одержимую»?

– Не хочу называть конкретную цифру. Много раз.

– Будешь ли ты писать в блоге о том, что произошло после шоу?

– Нет. Думаю, и мой редактор, и мои читатели предпочтут, чтобы я продолжала писать о вымышленных историях.

Пауза. Мы обе смотрим через эркерное окно на неутомимый дождь. Я понимаю, что мой блог вызвал в Рэйчел бо́льшую досаду, чем она готова признать. Она не знает, как задать следующий вопрос. Не могу осуждать ее за это. Я решаюсь помочь ей, потому что, раз уж я здесь, пришло время обсудить то, что произошло после шоу.

Я начинаю:

– Расскажи мне все, что тебе известно о времени между съемками последнего эпизода и отравлением. Я постараюсь восполнить пробелы.

Рэйчел бормочет:

– Ну, ладно… – Она копается у себя в сумке, откуда появляются плотная толстая папка и записная книжка – дешевенький блокнот на спирали, который можно приобрести в любой лавке. Мне очень нравится, что она совершенно неприхотлива. Я снова ощущаю, как сильно скучаю по маме.

Рэйчел переспрашивает:

– Ты уверена? Мне просто зачитать то, что я собрала?

– Да. Думаю, что так будет проще всего.

– Хорошо. Я еще не перепроверила, как собранная мной информация укладывается в хронологию событий. Я знаю наверняка, что падение Марджори завершилось сотрясением мозга и переломом правой щиколотки.

– Верно. Могло быть и хуже. Она ходила в ортезе спустя лишь три недели после этого. Прости, я не буду прерывать тебя, пока ты не договоришь.

Рэйчел что-то записывает в блокнотик.

– Да нет, прерывай меня, все нормально. Итак. Мне также известно, что о прыжке Марджори с лестницы было сделано заявление в полицию как о попытке самоубийства. Ее поместили на две недели в больницу и обеспечили ей особый уход, а потом выписали к родителям домой с условием, что к ней дважды в неделю будет наведываться официально назначенный психиатр из государственной клиники. Похоже на правду?

– Кажется да, но я буду откровенна: мои воспоминания о неделях между завершением съемок последнего эпизода и… днем отравления несколько туманны и, как бы сказать, несвязны.

– Несвязны?

– Именно. Я думаю, что все воспоминания у меня в голове, но их тяжело собрать воедино и удерживать. Я будто бы пытаюсь сгрести тысячу монеток ладонями и не выронить их из рук. – Я прерываюсь, чтобы посмеяться над собой. – Не уверена, что моя попытка выразиться метафорически делает мою мысль яснее.

– Все понятно, Мерри. Не беспокойся.

– Какая я молодец. – Я вежливо аплодирую сама себе.

Рэйчел проглядывает свою записную книжку.

– Помнишь ли ты, возвращались ли Кен и Барри к вам домой после экзорцизма? Судя по моим источникам, они не проводили никаких дальнейших интервью, хотя были планы на съемки и после экзорцизма. Барри заявляет, что они держались подальше от вас не из-за общественного резонанса и скандала вокруг финального эпизода, а потому что твой отец, очевидно, пригрозил создателям шоу и епархии иском по возмещению медицинских расходов и морального ущерба.

– Папа со мной не обсуждал свои судебные планы, но я не была удивлена, когда узнала позже, что он заговорил об обращении в суд. Но, возвращаясь к твоему вопросу, нет, никто из создателей шоу больше никогда у нас не показывался. По крайней мере, при мне. Не сомневаюсь, что они были потрясены произошедшим, да и скорее всего полагали, что папа будет зол и свалит на них печальную развязку в холле. Телевизионщики собрали свои камеры и прочие манатки и слиняли от нас как можно скорее ко всем чертям. Кажется, они уехали той же ночью. Кстати, комнату Марджори они вылизали дочиста. Помню, что я какое-то время искала ремни на кровати и штуку, которую сестра вытащила из ящика, но так ничего и не нашла.