Пустая комната №10 - Серафина Нова Гласс
– Шутишь, что ли? – шепчет он.
– Извини. Ладно, просто не отвечай. Черт. Давай просто… Ты что-нибудь нашел? – спрашиваю я, снова сосредоточившись на поиске имен с документов.
Каллум вздыхает и снова смотрит на права из сумки Эдди. Первое имя – Рэндалл Монт, тридцать три года, из Бозмена, штат Монтана. Каллум набирает имя, и тут же получает результат. То же лицо всплывает в нескольких новостях двухгодичной давности. Умер. Убит. Не веря своим глазам, я просматриваю несколько абзацев. Его заживо сожгли в пустыне вместе с машиной. Останки идентифицировали по записям стоматологов.
Мы молчим. Трясущимися руками Каллум набирает следующее имя из стопки удостоверений.
Курт Уолтерс, сорок шесть лет, из Ньюпорта. Снова появляется лицо. Мертв. Убийство. Застрелен у собственного дома, похоже на казнь.
– Твою мать! Что все это значит? – сиплю я, потому что кричать нельзя.
Каллум берет следующее удостоверение и показывает его мне. Сердце замирает. Я охаю и закрываю рот рукой. Там фотография Эдди Бакко. Его лицо, только настоящее имя… Виктор Бесерра?
Я хватаю бумажник Эдди и смотрю на удостоверение, которым он пользовался, то, где он Эдуардо Бакко, и, держа его в руке, рядом с правами Виктора Бесерры, сажусь рядом с Каллумом.
– Вот черт, – говорит он.
– Права Эдди принадлежат человеку, который на него похож, если не присматриваться, он мог бы сойти за него. Но Эдуардо Бакко из Альберты, Канада, мертв. А на самом деле Эдди – это Виктор Бесерра.
– Значит, он… – начинает Каллум и умолкает.
Может, не хочет произносить вслух, что тело на полу офиса принадлежит Виктору. Он хранил документы своих жертв, и теперь слова о картеле и опасности звучат очень весомо.
Каллум печатает остальные имена с документов. Рональд Хардин, Джимми Диас, Альберт Башир… Все мертвы. Имена сопровождаются длинными историями о нераскрытых убийствах, наркопреступлениях, связями с картелем или наркодилерами низшего звена.
От шока с моих губ срывается смешок. Мы определенно связались не с тем парнем.
– Значит, мы, считай, уже покойники, – говорю я, опираюсь руками на стол и опускаю голову, пытаясь отдышаться.
Телефон мертвеца звонит, и от этого звука мы оба подскакиваем. Опускаю взгляд на светящийся экран, жужжащий на кофейном столике.
– Неизвестный номер, – говорю я, и мы оба просто смотрим на телефон, пока он не замолкает.
На улице сигналит машина. Я хватаюсь за грудь, чувствуя, что от напряжения у меня вот-вот будет сердечный приступ. Выглядываю сквозь жалюзи и вижу с другой стороны улицы черную машину с тонированными стеклами. Телефон снова звонит.
– Не трогай его, – шепчет Каллум.
– С какого хрена я буду его трогать?
Телефон умолкает. Мы не двигаемся. Он звонит в последний раз, а когда наконец перестает, черная машина с визгом шин уезжает.
Я падаю на диван.
– Нам крышка.
– В общем… – мямлит Каллум. – Эдди, Виктор – как бы его ни звали, он работает не один. Так я думаю. Если в новостях тебя… нас… свяжут с… пусть даже это самооборона, случайность, убийство по неосторожности, роли не играет. Мы убили одного из их главных боссов. И это… кошмар. Но какие у нас варианты? Не знаю. Наверное, надо позвонить в полицию. Что еще мы можем?
– Как мы объясним большой промежуток времени между смертью и вызовом копов? Они же сумеют это выяснить, сам знаешь.
Вижу, как ручеек крови добрался до моих шлепанцев и собирается в лужицу вокруг.
– О господи, – завываю я, подскакиваю и сажусь на стол, скидывая шлепанцы. – Боже мой!
– Ладно, успокойся, – говорит Каллум. – Мы должны сохранять ясную голову. А теперь послушай. Полиция выяснит, кто он, и поверит тебе, когда ты скажешь, что запаниковала, увидев его документы, и не знала, что делать. Я не стал бы волноваться, что тебя арестуют. Я беспокоюсь из-за…
– Мести, – завершаю предложение я.
– Это в тысячу раз хуже, чем тюрьма.
Представляю, как однажды ночью, пока я сплю, фигура в черном тихо взламывает оконную задвижку и проникает в комнату, одним быстрым движением перерезает мне горло от уха до уха, а потом выкидывает мое тело в мусорный бак, наполненный каустической содой, и через пару часов я растворяюсь до состояния минерального масла, после чего меня вываливают в Рио-Гранде. Что же я наделала, что я наделала?
– Так, – говорю я. – А если мы не вызовем полицию?
Я слышу, как с наступлением сумерек на площадке у бассейна появляется все больше людей – перекрикиваются дети, отчетливый гортанный смех Бэбс разносится над гулом разговоров, лает собака в сто девятнадцатой квартире. В воздухе витает аромат жареного лука. Там ждут нас обоих.
– Господи… В смысле, я понимаю. Понимаю, о чем ты, но мы не сможем. Мы не… У нас нет ни малейшего представления о том, как… как сделать что-то в этом роде. Черт. Нет. Это слишком… Я даже не знаю. Я тоже на секунду об этом подумал, но теперь не знаю.
– Он же просто гребаное чудовище, так? – говорю я, и Каллум кивает. – Значит, мы не сделаем ничего ужасного, если просто… никому не расскажем.
Мне тут же хочется взять свои слова обратно, позвонить в полицию, повернуть время вспять, чтобы я никогда не видела, как он бьет жену, не вмешивалась и, если уж на то пошло, никогда не переезжала в эту поганую, богом забытую дыру.
– Его жена наверняка в курсе. Роза. Она в деле, – говорит Каллум, выпрямляясь и снова разглядывая права Эдди Бакко.
Потом опять набирает имя в поиске и листает ссылки.
– Эдуардо Бакко был убит более пяти лет назад, так что, если Виктор пользуется его документами с того времени, а женился на Розе года четыре назад… Какова вероятность, что она знает, кто он? И чем занимается? Она считает его Эдди, ничего не подозревает. Или нам следует беспокоиться и насчет нее? – спрашивает Каллум, отодвигает кресло от стола, запрокидывает голову и проводит руками по лицу.
На мгновение мне кажется, что он может закричать, но потом он резко встает и смотрит в окно. Выглядывает сквозь жалюзи на бассейн и людей, собравшихся на площадке.
– Не думаю, что она в курсе. И ей нужно заботиться о ребенке. Вряд ли она в деле, – начинаю я, но потом резко заканчиваю: – Но это не играет роли, потому что она и не узнает.
– Это может сыграть роль, – возражает он. – Она знала, что он придет сюда? Знала, что ты задумала?
– Нет. Нет. Он собирался уехать на две
