Калашников - Альберто Васкес-Фигероа

Они подобрали еще напуганных девушек, которые прятались в лесу, укрылись в густом камышовом заросле и затаились, прислушиваясь к каждому звуку, долетавшему с лагуны.

Ночь ничем не отличалась от прочих ночей в восточных джунглях, и первые лучи солнца осветили розовое оперение тысяч фламинго, спокойно добывавших пищу в иле, зная, что им ничто не угрожает.

Тем не менее двое мужчин потратили почти полчаса, чтобы убедиться в безопасности с помощью бинокля, и лишь затем вернулись к берегу. Они срезали длинные тростинки, привязали к ним леску с крючками из своих рюкзаков, нашли в песке жирных червей и уселись на поваленное бревно, мирно рыбача, но не выпуская оружие из виду.

Вскоре на траве уже лежали две дюжины красивых тилапий. Когда солнце стало припекать, они развернули два больших листа фольги, которые всегда носили с собой, смазали их маслом, позвали девушек и, когда импровизированные сковороды нагрелись, положили на них выпотрошенную рыбу.

Получился настоящий пир.

Закончив трапезу, они собрали остатки в один рюкзак, а из второго проводник смастерил девушкам простейшую, но удобную обувь.

Охотник, который все это время снова и снова изучал свой потертую карту, в конце концов убрал её и сказал:

– Сегодня четверг, и если этот сукин сын Донгаро сдержит слово, то послезавтра пройдет неподалеку. Нам надо быть настороже, чтобы привлечь его внимание. Если он нас заметит, то заберет девушек, а мы сможем заняться своими делами.

– Дай бог!

– Бог давно должен был купить себе слуховой аппарат.

– Не кощунствуй! – возмутился темнокожий.

– Это не кощунство, брат, а реальность. Если бы он хоть немного слышал, то услышал бы меня, когда я молил его не забирать у меня Зеуди. И вряд ли он когда-либо внемлет миллионам несчастных, которые ежечасно умоляют его о милосердии.

– Он знает, что делает.

– Тем хуже.

– Закрой тему!

– Ладно. Но прими совет: никогда не открывай сапожную лавку – сдохнешь с голоду.

– Черт бы тебя побрал, белый!

Они провели почти два дня в заслуженном отдыхе, наслаждаясь хорошей рыбалкой и обильной едой.

Но во второй половине следующего дня самая младшая из девушек, которая привыкла забираться на дерево и наблюдать за горизонтом через бинокль проводника, вдруг подняла тревогу.

Она заметила вооруженный патруль в тот самый момент, когда тот появился на гребне далекого холма по другую сторону лагуны. Это дало им достаточно времени, чтобы стереть следы на берегу и снова спрятаться в зарослях.

Крошка, ловко лазившая по деревьям и умевшая исчезать в листве, следила за чужаками с высоты и время от времени жестами показывала, в каком направлении они движутся.

Они неспешно дошли до лагуны, некоторые даже успели освежиться в её водах, не зная, что трое их товарищей были уже растерзаны теперь вновь безмятежными «людоедами». За час до наступления темноты они возобновили путь на северо-запад, явно ища место для ночлега подальше от столь тревожного соседства.

Было хорошо известно, что крокодилы – хладнокровные существа, предпочитающие неподвижность, пока солнце согревает их тела. Но с наступлением ночи они меняли привычки, становясь агрессивными из-за неутолимого голода.

История гласила, что легендарный исследователь Ливингстон потерпел кораблекрушение в лагуне, кишащей гигантскими рептилиями, и вынужден был провести всю ночь, притворяясь плавучим бревном. Утром его волосы полностью побелели.

Поскольку речь, несомненно, шла о людях Кони, их поздний отход свидетельствовал о том, что они не могли уйти далеко. Поэтому Роман Баланегра решил, что лучше всего оставаться на месте, настороже и с напряжённым слухом.

Он устроил себе лежанку из мокрого тростника, на которой не смог бы уснуть даже бродячий пёс, и растянулся во весь рост, пробормотав:

– Опыт показывает, что смелый либо побеждает, либо умирает там, где осторожный терпит неудачу, но выживает. А сейчас не время для побед.

Через минуту он уже крепко спал, не успев упрекнуть себя за то, что на его совести три жизни, оборвавшиеся в один день.

В конце концов, пусть они и были людьми, но ни один из них не заслуживал жизни больше, чем сотни прекрасных, мирных слонов, которых он убивал годами.

До рассвета оставался почти час, когда Газа Магале слегка его потряс и прошептал:

– Пойду погляжу, что там снаружи.

– Будь осторожен!

– Если хочешь, могу пойти с песней. Ну уж нет…

– Не вздумай переходить лагуну вброд в такое время.

– Обойду её с севера и постараюсь вернуться к десяти. Если будет опасность – выстрелю трижды с минутными интервалами.

– Договорились!

Чернокожий растворился среди тростника, а Роман снова закрыл глаза. Но на этот раз сон сменился воспоминаниями, которые слишком часто возвращались к нему, вновь и вновь воскрешая в памяти образ единственной женщины, которую он любил всю свою жизнь.

Прошли годы, но он так и не привык к мысли, что её больше нет на крыльце, сияющей, с огромными чёрными глазами, в которых читались облегчение и радость от того, что её мужчина вернулся домой после схватки с величайшими хищниками природы.

Он ощущал и её страх, когда наступало время нового похода в джунгли, но был благодарен ей за то, что она никогда не произнесла ни слова, которое могло бы выдать её истинное желание – чтобы он изменил свою судьбу.

Зеуди встретила его охотником на слонов – сыном и внуком охотников, лучшим в своём деле, – и с первого дня научилась скрывать свой страх глубоко внутри.

Они любили друг друга с неистовой страстью, будто боялись, что времени у них мало, уверенные, что однажды он проиграет эту смертельную игру с великанами. Но вопреки ожиданиям первой ушла она – следом за единственным зверем, которого никто и никогда не мог одолеть.

С тех пор, как Зеуди ушла к смерти, её муж не касался ни одной женщины. Он знал, что никогда и не сможет. Не только из верности её памяти, но и потому, что после стольких лет рядом с богиней любая другая казалась бы ему недостойной.

Роман Баланегра достиг той точки в жизни, когда прошлое ценится выше настоящего и будущего, потому что ничто из того, что могло бы случиться, уже не запечатлелось бы в его душе так, как моменты, пережитые рядом с ней.

Он снова подумал о детях и в очередной раз признал: любил он их не за свою кровь, а потому что они носили кровь Зеуди.

Если ему удастся выйти живым из этой опасной игры – попытки разнести голову Джозефу Кони, – он попросит их отправиться вместе в какое-нибудь далёкое