Выжить, чтобы умереть - Тесс Герритсен

– Я не осмеливался. Ты слишком разозлилась на меня. И приняла мамину сторону.
– Ты станешь винить меня за это?
– У тебя двое родителей, Джейн.
– Но один из них ушел. Разбил маме сердце и сбежал со шлюшкой.
– Сдается мне, что твоя мама вовсе не так уж переживала.
– Знаешь, сколько месяцев она мучилась, прежде чем дойти до нынешней ситуации? Сколько ночей напролет она проплакала? Пока ты тусовался с этой не-пойми-кем, мама силилась постичь, как ей прожить в одиночку. И она поняла. Надо отдать ей должное: мама приземлилась на лапы и прекрасно себя чувствует. Можно сказать, отлично.
Казалось, эти слова прозвучали для отца как удар, будто бы Джейн в самом деле обрушила на него кулак. Даже в полумраке этого коктейльного зала было заметно, как сморщилось его лицо, как опустились плечи. Фрэнк уронил голову на руки, и Джейн услышала нечто похожее на рыдание.
– Пап? Папа!
– Ты должна остановить ее. Она не может выйти за этого мужчину, не может.
– Папа, я… – Джейн посмотрела вниз, на мобильный, который вибрировал у нее на поясе. Быстро глянув на дисплей, она поняла, что звонят откуда-то из Мэна, номер незнакомый. Она подождала, пока сработает автоответчик, и снова переключила внимание на отца. – Папа, что происходит?
– Это была ошибка. Если бы я мог повернуть время вспять…
– А я думала, ты помолвлен с этой, как ее…
Он сделал глубокий вдох:
– Сэнди разорвала помолвку. И выкинула меня вон.
Джейн не произнесла ни слова. Некоторое время слышалось лишь позвякивание кубиков льда и потряхивание шейкеров в баре.
Не поднимая головы, Фрэнк пробормотал куда-то себе в грудь:
– Я живу в дешевой гостинице, тут, за углом. Поэтому и попросил тебя о встрече в этом месте, ведь теперь я здесь и зависаю. – Он изумленно усмехнулся. – В гребаной коктейльной «Арабские ночи»!
– Что у вас произошло?
Он поднял голову и посмотрел в глаза дочери:
– Просто жизнь. Скука. Не знаю. Она сказала, что я за ней не поспеваю. Будто бы я веду себя как старый пердун, которому каждый вечер подавай готовый ужин, а она должна быть служанкой.
– Возможно, ты наконец оценил маму.
– Ну да, никто не сможет превзойти маму в готовке, это, черт возьми, правда. Так что, вероятно, я действительно был не прав, ожидая, что Сэнди будет ей соответствовать. Но понимаешь, не стоило сыпать соль на рану. Называть меня старым.
– Ай! Наверное, это больно.
– Мне всего-то шестьдесят два! Оттого что она лишь на четырнадцать лет младше, Сэнди не становится юной девицей. Но именно таким она меня считает, слишком старым для нее. Слишком старым и потому ненужным… – Фрэнк снова уронил голову на руки.
Похоть угасает, а потом ты видишь своего нового восхитительного любовника при ярком дневном свете. Видимо, Сэнди Хаффингтон проснулась как-то утром, взглянула на Фрэнка Риццоли и заметила морщины на его лице, обвисшие щеки. Когда гормоны улеглись, ей остался шестидесятидвухлетний старик, дряхлеющий и лысеющий. Она подцепила чужого мужа, а теперь ей захотелось выкинуть добычу.
– Ты должна помочь мне, – проговорил он.
– Тебе нужны деньги, папа?
Фрэнк резко вскинул голову:
– Нет, об этом я не прошу! У меня есть работа – зачем мне нужны твои деньги?
– Тогда что же тебе нужно?
– Мне нужно, чтобы ты поговорила с мамой. Сказала ей, что я жалею.
– Она должна услышать это от тебя.
– Я пытался сказать ей, но она не захотела выслушать меня.
Джейн вздохнула:
– Хорошо, хорошо, я скажу ей.
– И… и спроси у нее, когда я смогу вернуться домой.
Джейн уставилась на отца.
– Ты шутишь!
– Почему у тебя такое лицо?
– Ты думаешь, мама позволит тебе переехать назад?
– Полдома принадлежит мне.
– Да вы убьете друг друга!
– Не хочешь, чтобы твои родители снова были вместе? Разве дочь может говорить такое?
Джейн сделала глубокий вдох, и, когда она заговорила, слова прозвучали четко и ясно.
– Так, значит, ты хочешь вернуться к маме и жить как прежде. Ты это хотел сказать? – Она потерла виски. – Черт побери!
– Я хочу, чтобы мы снова стали семьей. Она, я, ты и твои братья. Вместе отмечали бы Рождество и День благодарения. Чтобы мы были вместе во все другие прекрасные праздники и прекрасные ужины.
«В основном прекрасные ужины», – поняла Джейн.
– Фрэнки на нашей стороне, – продолжал отец. – Он хочет, чтобы это случилось. И Майк тоже. Нужно только, чтобы ты поговорила с ней, потому что тебя она слушает. Попроси ее взять меня назад. Скажи, что все должно быть именно так.
– А как же Корсак?
– А кого он волнует, черт возьми?
– Они помолвлены. И планируют пожениться.
– Твоя мать еще не разведена. Она по-прежнему моя жена.
– Тут дело только в документах.
– Тут дело в семье. В том, как должно быть. Прошу тебя, Джейн, поговори с ней. И мы снова станем семейством Риццоли.
«Семейством Риццоли», – повторила про себя Джейн. И задумалась о том, что это значит. Это их история. Все праздники и дни рождения, которые они отмечали вместе. Воспоминания, принадлежавшие только их семье. За этим стояло нечто сакральное, нечто, что невозможно просто так отбросить; Джейн была достаточно сентиментальной – она тосковала по этой утрате. И вот теперь есть возможность восстановить, склеить все это заново, чтобы мама и папа опять были вместе, как прежде. Фрэнки и Майк хотят этого. Папа хочет этого.
А мама? Чего же хочет она?
Джейн вспомнила о розовом свадебном платье из тафты, которое Анжела с такой гордостью показывала ей. Вспомнила, как они с Габриэлем последний раз приходили к маме на ужин; тогда Анжела и Корсак хихикали, словно подростки, и наступали друг другу на ноги под столом. Глядя на сидевшего напротив отца, Джейн не могла припомнить, чтобы он хоть когда-нибудь наступал маме на ноги под столом. Или хихикал. Или шлепал Анжелу по попе. Она видела перед собой усталого, разбитого мужчину, сделавшего ставку на чудаковатую блондинку и проигравшего. «А если бы я оказалась на месте мамы, – задумалась Джейн, – приняла бы я его обратно?»
– Джени? Поговори с ней от моего имени, – взмолился Фрэнк.
Риццоли вздохнула:
– Ладно.
– Поторопись. Не то она слишком сблизится с этим подонком.
– Корсак не подонок, папа.
– Откуда ты знаешь? Он пришел и забрал то, что ему не принадлежит.
– Он пришел, потому что появилось свободное место. Ты ведь понимаешь, верно, что многое изменилось с тех пор, как ты бросил ее? Мама изменилась.
– Я хочу вернуть ее такой, какой