Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье
Экипаж уже тронулся, когда Алексей заметил оставшиеся у скамейки ролики.
– Анна Юрьевна, стойте! Вы позабыли ваши ролики!
Вельская помахала ему рукой:
– Я дарю их вам, Алексей Фёдорович!
Алексей осторожно наклонился, надеясь не упасть, поднял ролики, связал их шнурками. И, закинув на плечо, побрёл к дому, совершенно оглушённый событиями дня и ошарашенный мыслью, что понимает Дмитрия Аполлоновича. Между тягостной Глафирой Степановной и искрящейся Вельской он тоже выбрал бы Анну Юрьевну. Контраст низкого вибрирующего голоса и озорной манеры притягивал. Хотелось поймать её, как яркую бабочку, разглядеть и оставить себе.
Глава 24
Великое искусство создания тайников
Сил дойти хватило только до конца бульвара. Растревоженная ударом Вельской нога болела, в глазах от усталости и переживаний мелькали мушки. Хотелось добраться до кровати и наконец забыть обо всём! Даже ужина, на который у него наконец имелись деньги, было не надо! Алексей взял извозчика, в этот раз не упрекая себя за излишние траты.
Извозчик высадил его на Сретенке – развернуть лошадь в переулочке у дома Алексея было невозможно. Прихрамывая и раздумывая о том, не стоит ли поискать жильё поближе к центру или к госпиталю, Алексей свернул во двор и заметил человека с забинтованной головой, наблюдавшего за ним из-за угла. Это был человек, приставленный к Алексею Макрушиным и пострадавший от бдительности бродяг. Алексей приподнял шляпу, приветствуя его как знакомого. Тот в ответ недобро усмехнулся и отступил в тень.
Какого-либо скверика или даже скамеечки возле дома полковника Смазина обустроено не было. Но имелись две колесоотбойные тумбы[60], в которых не было смысла, поскольку, как было сказано ранее, экипажи в переулок не заезжали. Зато случайные прохожие могли использовать тумбы вместо табурета.
Вот и сегодня на одной из тумб дремал лысый старичок. На коленях он держал саквояж внушительного размера. Алексей подошёл ближе и, стараясь не напугать, окликнул:
– Господин Мендель!
Старичок открыл глаза, встрепенулся и тут же принял недовольный вид.
– Вы неуловимы, молодой человек! Ни один мой посыльный не застал вас дома, приходится действовать самому. Вот, жду вас битый час!
– У вас ко мне дело?
Мендель встал и, с трудом разгибая затёкшую спину, проворчал:
– Ну разумеется, дело! Не думаете ли вы, что я подверг себя столь чудовищным мучениям ради шахматной партии?
Алексей поспешил пригласить нотариуса в дом.
В гостиной господин Мендель ловко занял хозяйское место за столом и, отказавшись от чая, принялся выкладывать бумаги из портфеля.
– Уж не знаю, каким образом вы затесались в завещание Глафиры Степановны Малиновской, но я обязан в точности выполнить её волю…
– Значит, вы не верите, что я причастен к её гибели?
Мендель в ответ презрительно фыркнул:
– Уж в чём в чём, а в людях Мендель разбирается!
– И поэтому вы помогали мне в полицейском участке? – догадался Алексей.
– Не будьте наивны, не помогал. Но! – Мендель поднял узловатый палец. – Не усугублял.
Алексей развёл руками:
– И на том спасибо.
Мендель великодушно кивнул и обратился к бумагам. Нашёл запечатанный конверт и подвинул его к Алексею:
– Глафира Степановна, упокой, Господи, её душу, была умницей. Она оформила на вас вексель, чтобы вы могли получить свои средства без ожидания вступления в наследство.
– Какие средства? – переспросил Алексей, хотя сразу понял какие.
Мендель посмотрел на него как на недоумка и медленно объяснил:
– Господин Эйлер, на вас оформлен долговой вексель на сумму десять тысяч рублей. В любой момент вы можете обналичить его в Имперском банке. По моему скромному мнению, это подарок. Надо ли объяснять, что Глафира Малиновская никому и никогда не бывала должна и всё это сделано лишь для того, чтобы облегчить вам доступ к деньгам?
Алексей мотнул головой:
– Не надо… объяснять.
– Это ещё не всё. Вы упомянуты в завещании, я обязан вам его зачитать. Но не буду! – Нотариус улыбнулся, довольный своим мелким хулиганством. – Вы и так знаете, что вам завещан особняк Малиновских со всей утварью и прилегающей территорией. Только получить вы его сможете ой как не скоро!
– Почему же? – Алексей прекрасно помнил условие, выставленное Глафирой Степановной.
– Пока господин Макрушин не закроет уголовное дело, распоряжения по наследству не выполняются. Довольствуйтесь пока что деньгами. И мой вам совет – обналичьте вексель поскорее.
– Почему?
Мендель покряхтел, явно готовясь говорить неприятное.
– Господин Макрушин намерен вас отправить на каторгу. Ежели ему это удастся, деньгами вы воспользуетесь не скоро, а дом вам и вовсе не достанется. Если обвинить вас не удастся, он будет тянуть дело как можно дольше, только чтобы вас ущемить. Вы же поняли, что, пока полиция расследует, наследство не выдаётся? – неожиданно повысив голос, уточнил нотариус.
Алексей кивнул. Он понял.
Мендель слегка смягчился.
– Но вы не расстраивайтесь. Бесконечно тянуть дело Макрушину начальство не даст. Потерпите годика два. Осенью 1917 года, думаю, вы сможете вступить в наследственное право[61].
Алексей пожал плечами. Даром ему не нужен этот дом, ни сейчас, ни через пару лет. Но на всякий случай уточнил:
– Господин Мендель, не было ли в завещании указано особых условий, только при выполнении которых я смогу наследовать дом?
Мендель остро взглянул на него:
– В завещании – нет, но полагаю, вам эти условия известны.
И Алексей снова кивнул. Вышло обречённо. Мендель сухо заметил:
– Осмелюсь предположить, что вы дали Глафире Степановне некое обещание, подкрепив его «словом дворянина» или вроде того. И она отнеслась к вам как к человеку чести, заранее отписав дом.
– В том-то и дело, что соглашения не было.
Мендель пожал плечами:
– Вы можете отказаться от наследства.
Алексей секунду поразмыслил:
– Обязательно. Но не сейчас.
– Тогда распишитесь, что вас поставили в известность о последней воле покойной, – и Мендель подвинул Алексею бумаги.
Когда с формальностями было покончено, нотариус принялся собирать бумаги, излишне педантично выравнивая уголки стопки. Измученному событиями длинного дня Алексею начало казаться, что Мендель специально оттягивает время прощания. Вздохнув, он вновь предложил чаю.
Мендель сморщился, будто предложение ему неприятно, порылся в своём саквояже и достал оттуда… бутыль смородиновой настойки. Собственного приготовления, как помнилось Алексею.
– Согласитесь, Алексей Фёдорович, это гораздо приятнее чая, – неловко улыбнулся нотариус.
Алексею ничего не оставалось, как согласиться.
Спустя пару рюмок атмосфера в небольшой гостиной Алексея ощутимо изменилась. Лицо пожилого нотариуса расслабилось и приобрело блаженное выражение. Довольно оглядев стол, он, немного смущаясь, произнёс:
– А я ведь и шахматы захватил, Алексей Фёдорович. Знал, что вы сыграть захотите.
