Убийство в Петровском парке - Роман Елиава

– Опять террористы? – спросил он Николая Васильевича.

– А вот и нет! – возразил тот. – Говорят, душевно больной это. Это ж, понимаете, что выходит за совпадения? Николай Александрович построил больницу для душевно больных, и они же в него стреляют. Что за люди такие? Построил Думу, и там его сейчас оперируют. Сам Склифосовский, кстати. Жизнь полна сюрпризов, не находите? Ах, смотрите, обер-полицмейстер пожаловали, собственной персоной. Наше-то начальство уже давно там, и губернатор недавно подъехали. И кого только нет!

– Если не террорист, уже проще будет Тимофею Тимофеевичу, хотя ему не привыкать, – заметил судебный следователь Трегубов. – Жаль Николая Александровича. Надеюсь, выкарабкается.

– Да, мы все надеемся. Молимся за него. Удивительный человек! Москва без него осиротеет, – вздохнул Власов. – Но Склифосовский считается отличным хирургом. Вы слышали про его метод антисептического лечения ран?

– Да, что-то такое припоминаю, – подтвердил Трегубов, наблюдая, как к Думе подъехал ещё и прокурор окружного суда Домерщиков. «При таком стечении видных личностей, могу предположить, что моя скромная персона в этом деле не понадобится, и я смогу заняться своими делами».

– В такой суматохе поди и забыли про Вас.

– Вот и хорошо! До свидания, Николай Васильевич, – Трегубов вылез из экипажа. – Рад был Вас увидеть в добром здравии.

Главная контора предприятия «Шустов и сыновья» располагалась недалеко от городской Думы, на Большой Садовой, поэтому судебный следователь решил прогуляться пешком. Всё равно он уже опоздал. Молодой человек никак не мог поверить, что городской голова Николай Алексеевич мог умереть. Он несколько раз встречался с ним и сейчас признавался себе, что никогда не видел человека со столь явно выраженной жизненной энергией: постоянно в движении, постоянно в делах и кипучей деятельности. В Москве начали строить водопровод и канализацию, открывались новые больницы. Трегубов мысленно пожелал удачи Николаю Алексеевичу. Склифосовский – это хорошо, но удача никогда не бывает лишней.

Николай Леонтьевич Шустов был сыном вольноотпущенного крестьянина из Рязанской губернии, который стал затем купцом. В шестидесятые годы Шустовы решили заняться производством водки, и на текущий момент дела шли настолько хорошо, что Николай Леонтьевич подал запрос на строительство нового производственного здания, чтобы расширить своё предприятие. Но Трегубов встречался сегодня не с ним, а со старшим сыном Шустова, тоже Николаем, ибо Николай Леонтьевич, в силу своего возраста, стал плох здоровьем. Дела постепенно переходили его сыновьям.

Николай Николаевич встретил судебного следователя вежливо, но было видно, что он недоволен опозданием. Старшего из сыновей Шустова никак нельзя было заподозрить в крестьянском происхождении. – Правильные черты лица, на котором выделялся слегка крупный нос, ухоженная бородка и большие острые усы, торчащие в стороны от его узкого подбородка. Хотя Шустов был ещё достаточно молод, у него уже появились небольшие залысины, что, впрочем, совсем не портило общего приятного впечатления. Даже наоборот, придавало налёт мудрости, который усугублялся пристальным и проницательным взглядом.

– Чем могу быть Вам полезен? – спросил Николай Шустов-младший, приглашая Трегубова присесть.

– Прежде всего, Николай Николаевич, хотел бы извиниться за опоздание, но в связи с печальным происшествием в судебных и полицейских властях возник переполох и…

– Что за печальное происшествие? – живо отреагировал Шустов.

– Вы разве ещё не знаете? – удивился Трегубов. – Вся Москва бурлит, – стреляли в городского голову.

– В Николая Александровича?!

– Да.

– Быть того не может! – взволновано вскричал Николай Шустов. – Кто же посмел? Он убит? Опять революционный террор?

– Слава богу, только ранен. Сейчас его оперирует очень хороший хирург, как говорят, Склифосовский.

– Да, знаю его. Так что случилось? Не томите, рассказывайте, прошу Вас.

– Мне известно немногое, – ответил судебный следователь, поерзав на красивом, но неудобном стуле. – только, что стрелял душевно больной из больницы, которую открыл Николай Александрович.

– М-да, вот она – расплата за добрые дела, – сказал Шустов и замолчал, задумавшись.

Трегубов молча ждал, пока хозяин переварит информацию, не нарушая его дум. Новость, действительно, была важной. Если Алексеев не выживет, это происшествие прямо или косвенно повлияет на всех обитателей этого города. Наконец Шустов снова посмотрел на своего гостя.

– Так зачем Вы хотели меня видеть, Иван Иванович?

– Дело очень деликатное, Николай Николаевич, – начал Трегубов, обдумывая с чего бы ему лучше начать.

– Что такое? – нахмурился Шустов.

– Вы же знаете, какая сейчас обстановка. К алкоголю пристальное внимание и приходских кружков и земских властей. В министерстве внутренних дел внимательно следят за происходящим. Поговаривают о создании общества трезвости, – Трегубов замолчал, обдумывая продолжение.

Шустов воспринял паузу как предложение высказаться.

– Конечно же, я в курсе! Наше предприятие растёт, но только за счёт доли конкурентов. Мы уже думаем начать производство ликёров и другой продукции, чтобы быть готовыми к изменениям, которые происходят в обществе. Но, собственно, всё это какое отношение имеет к вашему визиту?

– На продукцию «Шустов и сыновья», я имею в виду водку, поступила коллективная жалоба от нескольких владельцев питейных заведений.

– Что ещё за жалоба?

– Относительно качества вашей водки.

Шустов недовольно вскочил и зашагал по комнате, не отводя взгляд от Трегубова.

– Что ещё за жалобы? Наша водка – лучшая в Москве. Это что, происки конкурентов? Кто такое говорит? Кто эти люди?

– Послушайте, Николай Николаевич! Не важно, кто эти люди, но они говорят, что посетители, требующие вашу водку, ведут себя крайне агрессивно. Устраивают дебоши, драки, причиняют ущерб репутации и имуществу заведений.

После этих слов Трегубова Шустов неожиданно успокоился и снова уселся, разглядывая судебного пристава. На его устах промелькнула кривая улыбка.

– Я сказал что-то смешное? – растерялся Трегубов.

– Нет. Я вас хорошо понял, господин следователь. Но от меня-то Вы что хотите?

– Как что? Разве Вас это не беспокоит? Что, если страдает здоровье людей? Я уже не говорю про правопорядок и имущество жалобщиков.

– Поверьте, Иван Иванович, качество нашей водки здесь ни при чём, она пройдёт любую экспертизу. Даю слово.

– Но жалоба…

– Что жалоба! Знаете, сколько недовольных в этом мире, желающих что-то получить от богатых и успешных людей?

– Послушайте, Николай Николаевич, я пришёл, чтобы поговорить с Вами искренне и неофициально, надеясь, что Вы, может быть, соблаговолите разобраться в проблеме и, возможно, компенсировать убытки…

– Проблемы не существует, – строго отрезал Шустов. – А если они хотят судиться, милости просим, посмотрим, что они смогут. У нас лучшие адвокаты в городе.

– Что же, – сказал, поднимаясь с места, Трегубов. – Я сделал всё, чтобы избежать суда. Позвольте откланяться.

– Было приятно с Вами побеседовать, господин следователь, – сухо сказал Шустов, провожая своего гостя.

Трегубов возвращался домой, размышляя, о том, как часто люди идут на конфликт, имея возможность всё обговорить и решить полюбовно. Что ими движет? Гордыня или близорукость? Шустова нельзя назвать близоруким: видно было, что