Смерть на голубятне или Дым без огня - Анна Смерчек
– И вы совершенно уверены, что Катерина Власьевна писала о настоящем райском саде и представляла себе так свою загробную жизнь? Вы не думаете, что она описала сад при каком-нибудь монастырском подворье?
– Вы правы в том, что при монастырях часто разбивают прекрасные сады. Но не забывайте, что там, в той записи, были строчки о греховности этих ее мечтаний. Что за грех любоваться монастырскими садами?
– Мечтать о райском саде тоже не грех. Но разве человек, наложивший на себя руки, удостоится пребывания в раю?
– Я думала об этом, когда мы получили то, последнее письмо, – ответила Марья Архиповна со вздохом. – Но признаться, не нашла ответа. Я даже пыталась разыскать ту тетрадь. Но ее нигде не было.
– О-о! – проговорил Иван Никитич, к которому пришла неожиданная идея. – Это, право же, навело меня на воспоминания об одном сюжете из книги. Скажите, Катерина Власьевна любила читать?
Марья Архиповна пожала плечами, потом все же кивнула.
– Вы позволите? – Иван Никитич подошел к стоящему здесь же, в кабинете, книжному шкафу, открыл застекленную дверцу и погрузился в изучение библиотеки хозяйки.
– Иван Никитич, не томите же! Скажите скорее, о какой книге вы говорите! Вы полагаете, в одной из книг мы отыщем разгадку? Или подсказку? – Марья Архиповна стояла теперь рядом с Купрей и старалась проследить за его взглядом, скользящим по книжным корешкам, чтобы угадать ход его мыслей.
– Да нет, это, право, безумная мысль, – покачал головой Иван Никитич. – Вы знаете, я ведь писатель и читаю довольно много. Невольно на ум приходят самые невероятные сюжеты из прочитанных мною историй…
– И все же расскажите! – настаивала хозяйка. – Я и сама натура мечтательная. Я люблю читать новые книги, особенно, когда есть уже рекомендации, когда автор уже сделал себе имя.
– Скажите, Марья Архиповна, а вы читали Стивенсона?
– Как? Стивенсон? Не припоминаю. Из англичан мне больше всех нравится Грандисон.
– Нет-нет, это совсем другой писатель. Роберт Стивенсон. У него есть одна вещь, точнее сказать несколько рассказов о принце, который путешествует инкогнито. Однажды он узнает о клубе, в который принимают тех, кто желает покончить с собой. В клубе их избавляют от необходимости делать это самим. По воле игральных карт один из членов этого клуба становится убийцей, другой – жертвой. Что если Катерина Власьевна прочла об этом, приняла вымысел за чистую монету и отправилась на поиски этого клуба? Или, может, она узнала о том, что кто-то решил воплотить в жизнь замысел Стивенсона и на самом деле учредил клуб самоубийц?
– Вы думаете, такой клуб существует? Но это было бы просто ужасно! Я, признаться, не люблю читать такие кровавые драмы! – воскликнула Марья Архиповна.
– О нет, повествование ведется скорее в ироническом ключе, – постарался успокоить даму писатель.
– Ироничное повествование о таких трагедиях? Что за жуткие нравы у них там, в Британии! – Марья Архиповна была искренне возмущена, но Иван Никитич не сдавался:
– Если бы вы прочли, вы поняли бы, в чем заключается соль повествования…
– О какой книге вы говорите? – за спором Купря не заметил, как в комнату вошла Татьяна Савельевна. – Добрый вечер, Иван Никитич! Вы уже вернулись из Петербурга? Я услышала ваш голос из матушкиной комнаты и подумала, что вы приехали с новостями!
– Увы, мне не удалось застать дома господина Девинье, – покачал головой Купря. О том, что ему рассказал дворник он решил пока умолчать. Дочери вряд ли приятно будет узнать о тайных визитах к французскому художнику некоей барыни, похожей на ее мать. В конце концов, дворник мог и ошибиться. – Я узнал только, что француз уже несколько дней не появлялся у себя на квартире. У вас, надо признать, больше новостей, чем у меня: и полиция ведет розыск на озере, и вот еще тут…
Иван Никитич осекся и перевел взгляд на Марью Архиповну. Та порозовела щеками и опустила глаза.
– Тетушка? – забеспокоилась Татьяна. – Вы что-то вспомнили?
– Ах, Танечка, я знаю, ты всегда прощала мои слабости. Я ведь и не желала ничего выведывать. Я всегда стыдилась того случая. Но теперь, в сложившихся обстоятельствах, превозмогла себя и решилась рассказать. Дело в том, что я однажды случайно, ненароком прочла несколько строк из дневника твоей матушки.
Татьяна вскинула глаза на тетушку, сжала на груди руки.
– Она писала о том, как устала, и как тяготит ее бремя забот о деле покойного мужа, моего брата, и уже тогда упоминала отдых в райском саду. Как я виновата перед вами, что недостаточно серьезно отнеслась к этим ее словам! Ведь я давно уже знала, какая ужасная мысль вселилась в ее голову.
Марья Архиповна закрыла лицо платком. Иван Никитич не сводил глаз с Татьяны. Кажется, откровенность тетушки совсем не впечатлила ее. Напротив, в уголках губ затаилась как будто усмешка.
«Эк она смотрит на свою тетку! – удивился Купря. – Словно на малого ребенка, которого жаль, но которому не разъяснить его малоумия. Ведь что-то она знает! Да почему же молчит?»
– Татьяна Савельевна! – Иван Никитич решился говорить открыто. – Вас как будто совсем не убедил рассказ вашей тетушки. Быть может, вы тоже припомнили что-то…
– Да, припомнила. Матушка была небрежна со своим дневником. Впрочем, думаю, она просто доверяла нам. Знала, что мы личного читать не станем.
– Но вы прочли? – догадался Иван Никитич. Марья Архиповна тотчас перестала всхлипывать и отняла платок от лица.
– Танечка, так ты тоже видела этот дневник?
– Также ненароком, всего полстранички. У нас тогда была портниха, и я зашла к матушке, чтобы посоветоваться насчет цвета ленты… впрочем, сейчас это неважно. Ей самой к портнихе выходить было недосуг, но она сказала, что у нее на одном платье обтрепался подол, и его надо наново подшить. Матушка пошла доставать это платье из шкафа, а я как раз стояла подле ее стола и не думая, просто между делом опустила глаза и заглянула в открытую тетрадь.
Запись из дневника Катерины Власьевны Добытковой, сделанная ею 16 августа 1900 года
…его присутствие изменило мою жизнь. Не могу поверить, что никто, ни одна душа не догадывается
