Белая стрекоза и три папы - Янина Олеговна Корбут

— Я… я не могу при вас говорить. Это личное, — залепетала Татьяна.

— Лучше здесь, чем на допросе, — радостно подбодрил ее Чередничко, помогающий Тукачу прикурить.

— Ладно…

— Не волнуйтесь, обещаю, остальные об этом не узнают. Если, разумеется, речь не о том, что вы убили Соню.

— Да эта дурища начала меня сватать за Тимура!

— В каком смысле сватать? Что конкретно она предлагала?

Танечка принялась сбивчиво объясняться, выходило очень нескладно. Но так как мы уже знали о похождениях Тимура и Сони, общую картину я себе нарисовала быстро. Итак, Соня, взволнованная приездом Иванова, с которым, как она надеялась, у нее вспыхнет роман, решила обезопасить себя от возможных посягательств Тимура. Для начала она пригрозила тому запиской, чтобы не смел рассказывать об их связи, а потом решила занять его кое-чем посущественней. А именно — Танечкой.

— Так и сказала: выпей и сама его соблазни. Сколько, мол, можно сидеть в старых девах. Хотя какая я старая дева?

— Конечно, конечно…

— До кучи, она стала мне внушать, что Тимур на меня тоже поглядывает. И мне не стоит теряться… Я обозвала ее сводницей и дурищей, а она прямо взъелась на меня. Даже за грудки схватила и тряхнула. Ты, говорит, приди в себя, где еще мужика найдешь. А тут тепленький Тимур, с женой в разводе, давно друг друга знаете. Ну я разозлилась и ее оттолкнула. Обидно мне стало. Вроде как после себя попользоваться дает. Разве нет?

— Понимаю, это не очень приятно, — кивнул Тукач. — А потом?

— Потом она вела себя как ни в чем не бывало. Даже извинилась. Она немного выпившая была, мы же шампанское за встречу пили. Соня всегда так делала. Привыкла, что взбалмошные выходки всегда ей с рук сходили.

— Но вы затаили обиду, и когда она осталась одна, решили ее проучить. Чем, кстати, били? — вкрадчиво поинтересовался Тукач, прихватывая Танечку под локоть.

— Что вы такое говорите! Я бы в жизни… Спала я, говорю же, спала!

— Но подтвердить это никто не может, так как в каюте вы были одна, — взгляд Тукача тем временем превратился в прищур. Не такой, как у Васятки, но все же…

Танечка оцепенела, потом беспомощно посмотрела сначала на Тукача, на Чередничко, а следом на меня. И вдруг, скривившись, заплакала. Я принялась ее успокаивать. Тукач, очевидно, не выносил женских слез, потому, закатив глаза, пробормотал:

— Потом договорим.

И поспешил назад к дому. Чередничко же неожиданно остался и вызвался проводить расстроенную Танечку.

— Да, спасибо… За стол я больше не пойду, — всхлипнула она, указывая на светящиеся окна.

— Выспись хорошенько, ночь принесет совет, — похлопала я ее по плечу.

Уже сделав несколько шагов, Танечка вдруг развернулась и подошла ко мне:

— Сказать по правде, Соню мог убить каждый. И я бы даже не удивилась. Мы все тут ахаем, охаем, но подсознательно понимаем: она всю жизнь ходила по краю. Знаете, эта ее идеальность сводила с ума. У нее было все, она была вызывающе успешна, красива и снисходительна к нам, простым плебеям. Настоящая стерва. Вы скажете, что я ей просто завидовала? Да, будете правы. Но только отчасти. Она могла одним словом уколоть, размазать любого. Помню, на свадьбе Эллы и Артема она обняла Эллу со словами «мы тебя не осуждаем…». Как вам такое? То есть дала понять, что на самом деле считает Эллу меркантильной сучкой. А то, как она обошлась с Тимуром? Васятка вообще из-за нее таким стал. Она всем внушила, что он чудак, в первую очередь ему самому. Он стресс заедал, вот и разъелся.

— Но… мне казалось… вы же были такими дружными, — нашлась я. — Разве нет?

Танечка как-то неестественно хихикнула, и до меня только сейчас дошло, что она прилично выпила. Вот и причина ее откровенности.

— Трудно дружить с кем-то, кто затмевает тебя каждым своим жестом, каждым шагом и даже вздохом. Но если что — я точно ее не убивала. Слышите, это я вам говорю, — обратилась она к Чередничко. На что тот поднял руки в жесте, означающем «я могила».

Я еще какое-то время задумчиво глядела им вслед, а потом тоже поспешила в дом, чтобы забрать Славика и идти отдыхать.

С порога доносились повышенные голоса, особенно был слышен Артем, споривший о чем-то с Тимуром. Линолеум на полу тоскливо скрипел под ногами собравшихся, снующих туда-сюда.

Тукач, который зашел в дом раньше меня, быстро распустил всех, велев идти спать. Вежливо но коротко, без лишних слов. Почему-то все его послушались, только Артем порывался продолжить посиделки, хлопал по плечу Иванова, называя того Саней. Он явно был пьян, несмотря на свои недавние заверения в желании обрести трезвое будущее. Я умоляюще поглядела на Дубровского, намекая, чтобы тот помог ему дойти до дома. И поднять, в случае, если он вдруг рухнет.

В воздухе прямо-таки витало что-то неуловимо лживое. Словно все что-то знали, но помалкивали. Неожиданно для себя я вскипела:

— Мне надоели ваши тайны! Слышите! Надоели! Если вам есть что сказать — говорите сейчас и при всех. Хватит бегать по одному к следователю и вываливать тонны вашего грязного белья. Вы не дружный класс, нет… Вы… Серпентарий! Вот! Я не знаю, кто виноват в смерти Сони, но он за это ответит по закону. Сколько бы вы ни пытались пудрить мне мозги, запутывать, придумывать все новые и новые подробности, мы все равно разберемся с вашими секретами.

— Да, товарищи! — поддержал меня Славик. — Полностью согласен с предыдущим оратором.

— Дарина, мне кажется, ты преувеличиваешь, — заметил Тимур. — Никаких секретов…

Приятель стукнул кулаком по столу:

— Лицемерие! Снова лицемерие! Да если каждый из нас сейчас разуется, знаете, сколько секретов всплывет? У кого из вас рваные носки? Ну, ну, не стесняемся, признаемся. Как будто я сам не знаю, как оно бывает. Утром обуваешься и думаешь: сегодня все равно нигде разуваться не буду…

— Славик, это просто квинтэссенция бессмысленности, — угрожающе рыкнула я, и приятель замолчал с видом человека, готового продолжать в любой момент.

— Он прав, — перебил меня Васятка.

— Ты про носки?

— Я про вранье и лицемерие. Во что мы превратились? Какая-то жалкая кучка неудачников.

— Говори за себя, — буркнул Артем и смачно икнул.

— Нет, правда. Хорошо, что мама не дожила и не видит этого позора. Она так любила наш класс. Она каждого из нас считала уникальным. Достойным лучшего. Никто из нас ничего не добился. Артем, что ты хочешь сказать? Что ты такой крутой? Все знают, что без папочки ты ноль, пустое место.

Разумеется, пьяному Артему такой расклад не понравился:

— Ты