Белая стрекоза и три папы - Янина Олеговна Корбут
Славик хмыкнул:
— Ты уверен?
— Думаю, Иванов передумал и решил воспользоваться ее доступностью.
— Ты видел его? — с замиранием сердца спросила я.
Васятка презрительно фыркнул:
— Нет, сразу вернулся к себе, чтобы не видеть этот разврат.
— А что Тимур? Он все это время спал?
— Его не было, — нехотя признал Васятка. Точнее, когда меня рвало, он вроде был. Потом я задремал у унитаза, а когда вышел за водой, Тимура не увидел. Он вернулся через пару минут после меня. Сказал, что ходил курить. Я спросил, не видел ли он кого на палубе, но он заявил, что курил с другой стороны. И мы снова легли спать.
— Интересно…
— Когда все случилось, я более настойчиво спрашивал у него, не видел ли он чего, когда курил. Но он сказал, что в ту сторону не ходил и не прислушивался, хотя потом вспомнил, что там, в той стороне, кто-то смеялся. Женский голос. Он и правда возвращался с другой стороны. Я же в дверях стоял…
— Подслушивал?
— Просто… дышал. Но насчет Тимура у меня все равно есть нехорошие подозрения. Я случайно залез в его вещи…
— Как можно случайно залезть в его вещи?
— Вы же помните, я заходил в каюту Сони, хотя там оказались вещи Тимура…
— То есть ты залез в вещи Тимура, думая, что это вещи Сони?
— Примерно так, — нехотя признался он.
— Начнем сначала. Зачем тебе понадобились вещи Сони?
— Вы же уже знаете, она мне нравилась. И хоть очконавт не я, в смысле, тот очконавт, но я тоже…
— Это, конечно, все объясняет. Ты что, правда хотел трусики у нее стащить? — грозно насупился Славик.
— Конечно, нет. Мне хотелось узнать, чем она сейчас интересуется. Думал, книгу какую найду. Чтобы ознакомиться быстренько и беседу поддержать. Общие интересы сближают. Духи, опять же. Почитать, какие там ноты. Девушки любят болтать о духах, косметике. Конечно, если бы личный дневник, — мечтательно протянул Васятка, но тут же сник. — Жаль, их уже никто не ведет.
— Так, хорош завирать. Скажи правду, что хотел полазить у нее в планшете, посмотреть переписки. И понять, есть у нее кто-то или нет, — убедительно заявил Славик, а когда я, приподняв бровь, уставилась на него, приятель отмахнулся: — Вот только не говори, что сама так никогда не делала.
— Ладно, мы слишком много времени уделяем этой теме. То, в чьих вещах ты копался, пусть будет на твоей совести. Дальше что?
— В чемодане Тимура я увидел… пистолет!
— Серьезно? — с некоторым сомнением протянула я.
— Вы что, считаете меня идиотом?
— Конечно, нет, — пробормотала я, думая про себя «конечно, да». Такой, как Васятка, и зажигалку-пукалку с пистолетом может спутать. Но просто так отмахнуться от его слов было нельзя. Не бывает дыма без огня, значит, надо все тщательно проверить. Слишком много факторов, выставляющих Тимура в неприглядном свете. Сначала личный мотив, теперь еще какое-то возможное оружие.
— Я все это время думал, и теперь мне кажется, что этот любовный треугольник — Иванов, Соня и Тимур — в этом что-то есть. Определенно угадывается мотив… Иванов целовался с Соней, Тимур мог это увидеть, а потом… Говорю вам, это нужно отследить. Я специально говорю это вам, чтобы информация для Тукача исходила не от меня. Не хочу стать следующей жертвой.
— Да что ты заладил! А мы, можно подумать, так этого и жаждем, — пробурчал Славик.
Оставив бабулю и сопливого Васятку на попечение фельдшера, мы пошли к моим предкам, чтобы перекусить перед тяжелым днем.
— Ты же не веришь в то, что с Соней на палубе целовался Дубровский?
— Зачем бы ему выходить для этого на палубу? Целовался бы себе в каюте. И вообще, еще большой вопрос, что там примерещилось Васятке с пьяных глаз. Последнее время к нему все больше вопросов. Тукач изучает записку, если почерк окажется Васяткин, у него будут проблемы. Может, он путает нас, чтобы себя выгородить.
По дороге к моим Славик зацепил какого-то рябого кота и едва не в нос его целовал. А в доме усадил к себе на колени и стал прикармливать.
— Зачем ты дуешь коту на нос? — не выдержала я.
— Делаю ему ветчинный ветер. Я же своего Ну-и-ну так балую. Ветеринар запретил кормить его ветчиной, но мася-пася так любит ее, что я вместо него жую, а потом дую ему в нос, чтобы наслаждался ароматом.
— Идиот.
— Ты тоже так считаешь? Этот врач мне сразу не понравился. Придумал какие-то дурацкие запреты.
— Что это за плешивый кошак? — возмутилась мамуля, входя на кухню в пеньюаре с перьями.
— Какой еще плешивый? Это колдовской.
— Убери его отсюда. Ты же знаешь, Дарина, после того случая я категорически против уличных котов в доме!
Я улыбнулась:
— Это когда ты замазывала розовым лаком дырку на капроновых колготках, а потом забыла об этом и орала «У мамы лишай!».
— Я колготки сняла, а на ноге розовое пятно. А ты бы что на моем месте подумал? — обиделась мамуля.
— Я бы подумал, что это склероз, — буркнул Славик, но очень тихо.
— Боже, я застала времена, когда дырки на колготках замазывали лаком, — сокрушалась мамуля. — Списывайте меня в утиль…
Папа № 3 медитировал у окна, второй с кем-то громко разговаривал по телефону, а первый мерил шагами соседнюю комнату. Наверное, что-то не сходилось, и он начинал перемерять заново. Брови сдвинуты — верный знак, что папа недоволен.
— Понимаю папу № 1, — вздохнул Славик, искоса поглядывая на отца. — Он думал дело с наскоку взять, а тут сам черт рога сломит. Кажется, тут все с придурью. Пока каждый «секретик» вскроешь… Восточный экспресс отдыхает.
— Приехали, — развела я руками. — Сначала десять негритят, теперь это. Ты еще скажи, что у всех был мотив убить Соню.
— А если он, убийца, псих? — предположила мамуля. — Маньяк? И выбор жертвы вообще был случаен?
— Тогда, по твоим же словам, маньяк не успокоится, пока всех не замочит. Ходи теперь и бойся.
Славик отмахнулся:
— В этом тоже есть плюс: последний оставшийся в живых и будет убийцей. Чего голову зря ломать? Даже у безумия есть своя безумная логика.
— Сомнительное утешение, если к тому времени ты сам будешь висеть на яблоне, — хмыкнула мамуля, наливая кошаку Славика молока в блюдце.
— Чего это я на яблоне? — возмутился он.
— Ну, это я так, к примеру. Кыс-кыс, блохастый, иди в прихожую, да
