Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре
В то утро семья была в сборе — даже Алекс, с черными кругами от косметики под глазами и в черном же махровом пеньюаре, подгребла к столу выпить первую чашку кофе. Я тихонько вздохнула. Как?! Вот как с остатками вчерашнего мейкапа и в старом балахонистом халате можно выглядеть настолько стильно? Мы с Аниным супругом одновременно проследили за ней глазами.
Алекс упала на стул напротив, со вздохом по своему обыкновению вытянула нескончаемые ноги. Был бы здесь Двинский, отправившийся намедни в город, он, несомненно, прошелся бы по внешнему виду дочери: от Алекс пахло какими-то звериными гормонами. У нее только что случился выпуск очередной коллекции, и она неделями не смыкала глаз. Вместо сна снимала накопленный стресс в ночных клубах с помощью крепкого алкоголя и секса без обязательств в туалетах тех же клубов с обаятельными (по крайней мере, я на это надеялась) незнакомцами.
— Я предохраняюсь, — отвечала отцу Алекс, которую выпады на тему «слаба на передок» только развлекали. — Вся в тебя, папа, хоть кому-то из семьи надо поднять за тобой знамя богемного разврата…
После показов наступал уже следующий раунд, менее нервный, но крайне энергозатратный: в шоуруме во дворах на Фонтанке байеры бились за ее шмотки. Оборотной стороной успеха было, как она мне объяснила, «говённое производство».
— И так, заметьте, всегда, Ника. — Анна невозмутимо отпила из своей чашки с чаем — кофе она не признавала. — Плохая коллекция — плохо. Но и хорошая — тоже плохо. Потому что производство не поспевает. Журналисты — козлы. И ничего не понимают в прекрасном. Клиенты — тоже козлы. И ничего не понимают в прекрасном. Но ведь, заметьте, первые в основном хвалят, а вторые, кряхтя, надевают ее одежды на свои неидеальные телеса. А ей все мало.
— Не всем дано довольствоваться малым, — огрызнулась Алекс.
Анна, усмехнувшись, проигнорировала выпад.
Алекс встала, открыла холодильник, вытащив тарелку духовитых французских сыров, выцыганенных с фуршета после дефиле. С вызовом поставила на стол. Анна наморщила нос и молча отсела подальше. Зато к сырам потянулся Алексей, отрезал себе внушительный ломоть рокфора.
— Не слипнется? — Алекс смотрела, казалось, в утренний сад. Но вопрос был явно адресован зятю.
— Не понял? — бедный Леша замер.
— Плесень. — Повернулась к нему Алекс, сверкнув обведенными темным очами. Мы с Анной переглянулись. А Алекс продолжила со злой усмешкой: — Плесень в сыре считается самым вкусным и ценным. Не знал?
Алексей завороженно смотрел в светлые, полные ярости глаза напротив.
— Приличные люди, — отчеканила Алекс, — отрезают себе кусок чуть наискосок, захватывая часть с плесенью и часть — без. Чтобы досталось остальным.
— Черт, — Алексей подцепил свой рокфор и собрался возвращать его обратно. — Прости, не в курсе.
— По кодексу Алекс незнание не освобождает от ответственности. — Анна улыбнулась всем примирительной улыбкой.
Я осторожно ответила на улыбку: действительно, что за ерунда?
— Я не буду его есть после твоей тарелки. — Алекс откинулась на стул, с виду расслаблена, но как тот мангуст — всегда готова к прыжку.
— Глупости, я ж даже не дотро…
— Я буду. — Анна подставила свою тарелку.
— И я, — кивнула я. В конце концов, не одной же Анне быть вечным миротворцем.
Алекс, прикрыв глаза, допила свой кофе, пока мы жевали тост с нелюбимым рокфором. Психованная, просто психованная! — думала я. Что за манера портить людям настроение с раннего утра?
— Отвезешь меня на работу? — это Анна наклонилась к Леше, утешительно дотронулась до плеча.
Алекс резко отодвинула стул — все вздрогнули. Молча вышла с веранды.
— Нет. — К Алексею будто вернулась способность дышать и жевать.
— Нет? — Анна недоверчиво нахмурилась. — Почему нет-то?
— Потому что я не твой шофер. Потому, что у меня есть своя работа.
— И как ты мне предлагаешь добираться?
— Поехать, как все нормальные люди, на общественном транспорте. — Алексей пожал плечами. — Или возьми такси, если денег не жалко.
Он тоже встал и, не глядя на жену, бросил на стол льняную салфетку. И вышел — раздраженные шаги раздались на лестнице.
Я искоса взглянула на Анну. Та сидела, чуть выдвинув вперед нижнюю губу, на глазах — слезы. Ну и как прикажете разгребать в одиночку эту драму? От кого-кого, а уж от Анны я таких легких слез не ожидала! Вот что значит Двинского нет дома. С ним за одним столом ничего подобного произойти не могло, подумалось мне. Все сдерживают свой темперамент, признавая за ним исключительное право взрываться.
— Аня, если хотите, я вас подвезу. У меня есть права. Только машины нет. — Я убирала посуду, изо всех сил делая вид, что не замечаю текущих у нее из глаз слез.
— Спасибо, Ника. Это было бы очень любезно с вашей стороны. Хотя бы до Удельной. Дальше уж я сама.
Я обернулась, управившись с посудомойкой. Лицо Анны вновь сияло безмятежной улыбкой.
— Какая там любезность, — улыбнулась я с облегчением в ответ. — Попрактикуюсь за рулем.
* * *
Я включила зажигание.
— Мой отец настоял, чтобы я получила права в восемнадцать лет. Но потом выяснилось, что до университета много проще добираться на метро. — Мы потихоньку выехали из гаража. — Поэтому автомобилист я еще неопытный.
— Папа рассказал, что случилось с вашим отцом. Мне очень жаль. — Анна сидела рядом, сложив руки с бесцветным маникюром на легкой плиссированной юбке.
Я не сразу сориентировалась в ее фразе. Оба отца были моими.
— Спасибо. Но я все-таки потеряла его, когда была уже взрослым человеком. Тогда как вы, ваша мама…
— Это было очень тяжело, — быстро сказала она. — Но, к счастью, давно. Мы с Алекс уже отгоревали.
Не знаю, как я поняла, что больше вопросов на эту тему задавать не стоит.
— А я еще нет, наверное. Хочу перестать уже принимать антидепрессанты, но боюсь пока.
— Не смогу дать в этом совета. Ни разу их не пробовала.
— Валя, возможно, сможет, — заметила я, не отрывая глаз от дороги.
— Да, Валя сможет, — также ровным тоном ответила Анна.
— Давно она?
— Думаю, да. Папа ее всегда защищает, но…
— Но?
— Но папа привык, что ему не везет с женами.
Я почувствовала, как ее интонация изменилась на ироничную.
— Вы же не имеете в виду вашу маму?
— Нет конечно. — Смешок. —
