Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
Я отвожу взгляд, будто боюсь, что она прочитает выражение моего лица. Теперь я вижу, что окна этой квартиры – моей квартиры – выходят на реку. Большой корабль, величественный, как океанский лайнер, движется вниз по реке, неся с собой золото заходящего солнца и наполняя мой новый дом светом и движением, и этого достаточно даже для самого беспокойного и не умеющего доверять сердца.
– Я хотела бы ее услышать, – произношу я, когда мне удается совладать с голосом. – Услышать твою историю.
Ее рука дрожит в моей, и когда она начинает рассказывать, я наблюдаю, как облака мчатся через горы, словно корабли-призраки, плывущие по вечернему небу.
Глава тридцать третья
Признание Джозефины Хейл.
Я пишу это в том же дневнике, в котором моя подруга Бесс Моллой начала свою исповедь. Я прочитала это только после ее смерти. Она не смогла закончить признание, так что я добавляю сюда свою исповедь.
Бесс была права в том, что я начала повторять слова Эдгара. Оглядываясь назад, я вижу, что попала под его чары, но это не оправдание. Я должна была это понять.
А Бесс поняла.
После свадьбы Эдгар изменился. Он больше не интересовался моим мнением по вопросам, связанным со школой, а когда я все же решалась его высказать, упрекал меня, утверждая, что я слишком мягко веду себя с девушками. Когда я забеременела, все стало еще хуже. Он запретил мне общаться с заключенными, как он их называл, чтобы я не подхватила какую-нибудь инфекционную болезнь. Он был фанатиком гигиены и никогда не снимал эти свои мягкие кожаные перчатки, даже, как бы ужасно это ни было, в нашей постели, будто не мог вынести прикосновения ко мне. Он обращался со мной как с прокаженной. Вскоре он запретил мне выходить из комнаты, а когда я наконец родила ребенка, его у меня забрали, потому что, по словам мужа, я стала слишком легко возбудимой.
«Я замечаю в тебе некоторые из тех же врожденных слабостей, что и у женщин, которых мы здесь принял», – сказал он мне. – «Давай помолимся, чтобы наша дочь была избавлена от них, но чтобы быть в этом уверенными, будет лучше вырастить ее без твоего влияния».
Той ночью я проснулась, услышав жалобные крики моего ребенка.
Что Эдгар мог сделать с ней, если считал, что и она тоже унаследовала мои слабости? Я не могла вынести мысли о том, что он причинит дочери вред.
Мне нужно было к ней. Хотя он запер меня, я знала, как выбраться. Я поднялась на чердак, а потом спустилась по лестнице для слуг на кухню, а оттуда пошла на звук плача моего ребенка, в башню. Поднялась по лестнице и вошла в кабинет мужа. Ребенок кричал так громко, что муж не услышал моих шагов, когда я дошла до порога. Или он был слишком занят. Его руки были на горле Бесс, он душил ее. На полу я увидела ножницы. Должно быть, она пришла в башню, чтобы спасти моего ребенка, но он оказался проворнее. Она пыталась освободить меня.
Я подняла ножницы и ударила мужа в спину. Только тогда он отпустил Бесс и повернулся ко мне. Я хотела ударить его в лицо, но он поднял руку – и я увидела шрам на его руке без перчатки, там, где Бесс ударила его в башне, в том доме для женщин.
Эдгар был тем самым Фиалковым Душителем.
Он все еще прикрывал лицо руками, поэтому я ударила его в сердце. Снова и снова я вонзала ножницы Бесс в его холодное сердце, пока плащ на мне не покрылся кровью, а я не стерла эту отвратительную ухмылку с его лица. Он лежал, истекая кровью, на Бесс.
Бедная Бесс. Ее глаза безжизненно смотрели в потолок.
Она всего лишь хотела спасти меня – и еще могла спасти.
Я сняла окровавленный плащ и надела на нее. Затем нашла веревку, которую Эдгар хранил в башне на случай пожара, и сделала петлю. К счастью, такой же узел использовался в вязании, с несколькими дополнительными петлями. Я затащила бедную Бесс вверх по лестнице на крышу, обвязала один конец веревки вокруг зубчатой стены, петлю накинула на шею Бесс и столкнула ее вниз. Потом спустилась сама. Забрала свою плачущую девочку и опрокинула лампу, чтобы сжечь все улики, которые могли раскрыть историю, которую я расскажу.
Я выбежала из башни, крича как сумасшедшая, которую делал из меня Эдгар, и продолжала кричать, пока не прибежали экономка и ночной сторож, а затем и полиция. Я кричала так долго, что заболело горло, будто это меня повесили. Иногда я думаю, что в ту ночь действительно повесили меня и все это лишь сон. А иногда, когда я смотрю в зеркало, вижу в отражении Бесс и знаю, что она ждет меня по ту сторону.
Благодарности
Спасибо моему агенту Робин Рю и ее помощнице, Бет Миллер из Writers House за их постоянную поддержку и поощрение. Спасибо Лиз Штайн за то, что провела эту книгу через долгий и сложный процесс редактирования, и Тессе Джеймс за то, что довела ее до финального этапа. Спасибо Ариане Синклер, Кристоферу Коннолли и всем в William Morrow за их тяжелый труд.
Спасибо моей семье: Ли Слонимски, Мэгги Викнейр, Норе Слонимски и Джереми Левину – за то, что слушали мои истории и давали мне почувствовать, что я не одинока в этом большом мире.
Спасибо Этель Уэсдорп за то, что прочитала рукопись с самого начала, и Андреа Массар, которая отвечала на мои вопросы про социальную службу и прочитала первые черновики. Все ошибки здесь исключительно мои собственные.
Впервые я задумалась об этой книге, когда посетила дом доктора Оливера Бронсона в Кингстоне, на территории «Приюта для женщин на Гудзоне», штат Нью-Йорк, который сохранился благодаря стараниям общества «История Гудзона». Роберта Андерсен, подруга и соседка, поделилась своими воспоминаниями о посещении этого учреждения в 1960-х годах, и я узнала больше про его историю из книги «Потерянные дети Уайлдера: героическая борьба за изменение системы приемных семей» Нины Бернстайн. Некоторые
