Дебри - Сара Пирс
Отходя в сторону, она откровенно пялится на Элин. Внимательно изучив ее лицо, переключается на Айзека.
Элин отворачивается, испытывая неловкость. Несмотря на теплый прием, ее не покидает чувство, что не все здесь так просто.
– И надолго вы?
Нед кладет кирку на верстак и снова принимается слизывать кровь с пальца.
– До конца недели. Как я слышал, здесь можно увидеть много интересного. – Айзек поправляет рюкзак на плечах. – А вы? Устроили здесь стоянку?
– Нечто более постоянное. – Нед смотрит на Мэгги. – Сколько мы уже тут? Года четыре или больше.
– Наверное, – улыбается она. – Это как минимум.
– Устали скитаться, – добавляет Брайди, отлепляя от лица волосы дочери. – Так что пока мы здесь.
– И все это время вы живете здесь в таком составе? – интересуется Элин.
Нед переводит взгляд на нее, а потом снова на собаку.
– Да, только мы.
Повисает пауза. По лагерю словно проносится порыв холодного ветра, и атмосфера становится враждебной.
Подмышки Элин щекочет пот. Она поворачивается к брату, чтобы подать знак, но тут замечает какое-то движение за окном синего фургона справа.
– И вам не жарко здесь летом? – продолжает ни о чем не подозревающий Айзек. – Мы слышали о пожарах.
– Слава богу, до нас он не дошел. – Мэгги отхлебывает кофе. – А когда становится слишком жарко, тут есть места, где можно охладиться. Мы покажем вам, если хотите, они в стороне от наезженных дорог.
– Было бы здорово.
Мэгги улыбается, но только губами. Отвернувшись, она берет со скамейки тряпку и вытирает пятно на рубашке.
– Ну ладно, нам пора, – произносит Айзек, поняв намек. – Может, еще увидимся и попросим у вас совета.
Группа на скамейке возобновляет разговор. Один лишь Нед поднимает руку, чтобы помахать на прощанье, и подходит к краю поляны, но его быстро поглощают тени от нависших деревьев.
Пройдя несколько метров по тропе, Элин оборачивается и смотрит на синий фургон.
На этот раз за окном ничего не видно, только сосновые ветки позади фургона покачиваются на ветру.
7
Кир
Девон, июль 2018 года
Пенн разливает вино. Во время трапезы разговор сворачивает на тему трейлера, путешествий и людей, с которыми мы познакомились.
Майла передает салат остальным и улыбается.
– Пенн говорит, фургон стал значительно красивее с тех пор, как я видела его в последний раз.
Я кладу себе салат.
– Тяжкий труд любви, но оно того стоило.
Майла поворачивается к Зефу.
– Ты впервые путешествуешь в доме на колесах?
– Ага, раньше был слишком занят. На работе творилось сущее безумие.
Мы немного болтаем о карьере Зефа, а также об отредактированной версии того, как она завершилась, которая меня устраивает. Брат не задает вопросов о его дурной славе. Пенна не интересуют знаменитости, так что вряд ли он искал Зефа в Интернете. Еда для брата – всего лишь топливо, а не экзистенциальное наслаждение. Он не будет обсуждать тонкости веганских блюд.
Зеф украдкой поглядывает на него, явно беспокоясь из-за отсутствия восторгов. Впрочем, он никогда в таком не признается. Зеф никогда не выставляет себя напоказ, требуя внимания, но со временем я поняла, что внимание пришло само, ему не нужно было его требовать.
В конце концов именно Майла говорит то, что нужно. Спрашивает, где он учился, в чем находил вдохновение. Зеф, как обычно, рассказывает о Франции, Лондоне, Юго-Восточной Азии, ресторанах на Восточном побережье. О правилах, которые он нарушил, и людях, которых он очаровал, чтобы добиться своего.
Майла внимательно слушает.
– Мне всегда хотелось съездить в Азию, но вечно было недосуг. Один мой знакомый утверждает, что это изменило его жизнь.
Зеф серьезно смотрит на нее.
– В каком смысле?
– В духовном, я думаю. Он был ослеплен западной идеологией, – объясняет она, слегка наклонившись над столом и забыв о еде.
Пока разговор ведут в основном Майла и Зеф, она продолжает восторгаться, а Пенн, глядя на меня, приподнимает бровь, но я молчу. Я привыкла к тому, как люди раскрываются рядом с Зефом. Он умеет слушать и задавать вопросы. Дает собеседнику возможность почувствовать себя особенным. Значительным.
Когда в разговоре наступает затишье, Пенн обращается ко мне, меняя тему:
– Итак, ты собираешься показать нам образцы?
Я приношу из прихожей папку и передаю черновики по столу. Их очень много. Люди всегда удивляются, как много на свадьбах бывает канцелярии, помимо самих приглашений и открыток-напоминаний. Расписание церемонии, карточки с местами, меню, таблички для напитков, свадебные сувениры и благодарственные записки. Список бесконечен и благодаря социальным сетям постоянно растет.
– Потрясающе, – бормочет Майла. – Правда, Кир, я не видела ничего подобного.
Я улыбаюсь.
– Спасибо. Когда стараешься для кого-то из близких, это всегда значит чуть больше.
Я люблю использовать в своих работах мрачную тематику, и на этот раз мне помогло здание, в котором Пенн и Майла устраивают свадьбу, – внушительный викторианский особняк на берегу моря. До проведенного несколько лет назад ремонта он находился на грани запустения. Сквозь дыры в крыше и трещины в осыпающихся стенах даже проросла трава.
В качестве источника вдохновения для рамок на открытках я использовала карниз здания, правда, немного видоизменила его, вспомнив недавнее прошлое: в изящный узор вплела плющ и полевые цветы. Смотрится красиво, но в первоначальном проекте, который я никому не показывала, природа взяла верх. Поглотила сложный узор. Буквально задушила.
Мои первые попытки всегда одинаковы. Мрачные. Уродливые. Чтобы они стали приемлемыми для клиентов, я делаю рисунки более легкими. Менее безумными.
– Ты когда-нибудь попробуешь снова рисовать для себя? – интересуется Майла.
Я качаю головой.
– Вряд ли я справлюсь с напряжением.
– С напряжением? – Она устремляет на меня внимательный взгляд.
– Постоянным страхом… осуждения. – Я пожимаю плечами. – Со стороны галеристов, критиков. Публики. Нынешнее занятие… мне подходит. Стабильный доход, и работать можно где угодно.
– А я думаю, это просто отговорка, – без обиняков заявляет Зеф. – То, чем она сейчас занимается, не подталкивает ее расширить границы. – Я сохраняю нейтральное выражение лица, поскольку уже слышала это раньше. В его мире отказаться от своего призвания в любой области сродни провалу. – Мне кажется, она боится того, что получится, если она даст себе волю.
Во рту внезапно пересыхает, и я нервно сглатываю. Он не знает, насколько близко подобрался к сути. Я не просто боюсь дать себе волю, я в ужасе. Рисовать так, как рисовала в детстве, свободно, открыто, без границ… меня пугает. Это искусство умерло вместе со смертью отца. Единственный выход для
