Идеальная девушка - Рут Уэйр
– Позвольте взять ваш зонт, мадам? – спрашивает швейцар.
Ханна знает, что если отдаст его, то потом обязательно забудет, и отрицательно качает головой:
– Нет, спасибо. Я лучше оставлю его при себе. Хорошо?
– Разумеется.
Швейцар протягивает целлофановый рукав, и Ханна вкладывает в него зонт, мысленно отметив, что капать будет не столько с зонта, сколько с нее самой.
Фойе огромно, сплошь мрамор и позолота, и напоминает операционный зал банка. В центре с потолка свисает мощная люстра. По правую руку наверх ведет широкая изогнутая лестница. На ней происходит какая-то фотосессия – гигантский золоченый зонт отражает свет в сторону верхней площадки, где на фоне изящных перил стоит женщина, которую снимают.
– Отлично! – доносится до Ханны. – А теперь отклонитесь назад, держась за перила. Подбородок немного вперед.
Кафе примостилось под изгибом лестницы. Ханна идет по мраморному полу, с отвращением сознавая, что с плаща и крысиных хвостиков волос срываются капли воды. Свернув за выступ лестничной опоры, она видит за маленьким столиком Джерайнта, тыкающего пальцем в экран смартфона. Увидев ее, журналист вскакивает с радостным возгласом:
– Ханна! Спасибо, что пришли. Позвольте заказать вам кофе?
Ханна не торопится с ответом. Интуиция советует не принимать от Джерайнта никаких знаков внимания, с другой стороны, это он пригласил ее сюда, а главное, если заплатит не она, то ей не придется ждать, пока принесут счет, если вдруг захочется уйти побыстрее.
– Да, – наконец соглашается она. – Э-э… капучино без кофеина и, пожалуй, бискотто, если тут есть.
У нее слегка кружится голова. Мало сахара в крови? Гинеколог во время последнего приема предупреждала о такой вероятности и рекомендовала делать небольшие перекусы.
– Новембер только что прислала эсэмэску, – говорит Джерайнт. – Освободится через пять минут. Они уже сворачиваются. Ладно, пойду сделаю заказ. Через секунду вернусь.
Журналист уходит к стойке. Ханна же все еще задается вопросом, не зря ли ввязалась в эту историю.
Джерайнт возвращается с большущим стаканом зеленого сока и бискотто. Он останавливается и смотрит на кого-то за спиной Ханны.
– А-а! Превосходно. Теперь все на месте, – говорит он довольным тоном. – Ханна, это Новембер Рейн. Новембер, это Ханна де Шастэнь, в прошлом известная вам как Ханна Джонс.
Ханна встает, оборачивается и чувствует, как земля уходит из-под ног.
Перед ней стоит гибкая, невыразимо красивая и невероятно живая… Эйприл.
После
Ханна вот-вот упадет в обморок. Голова кружится, в ушах шумит. Она обеими руками хватается за край столика, пытаясь удержаться на ногах, внушить себе, что такого не может быть.
– Ханна? – доносится озабоченный голос Джерайнта. – Ханна, вам нехорошо?
– Привет! – произносит девушка, делая шаг навстречу и пряча мобильник в карман шелковых дамских шаровар. Лабутены стучат по мраморному полу. Она протягивает Ханне руку. – Привет, меня зовут Новембер. Рада вас видеть.
Будто по щелчку пальцев все изменяется. Ханна не может сказать, что именно разрушило наваждение – голос девушки, очень похожий на голос Эйприл, но все же не такой, или что-то в ее взгляде. Выражение лица Новембер невозможно истолковать двояко – она определенно никогда прежде не видела Ханну, и даже Эйприл, заправская актриса, не смогла бы столь успешно притвориться.
– К-кто вы? – произносит Ханна резче, чем хотела. Вопрос звучит как хриплое обвинение.
– О боже, – восклицает Джерайнт, только сейчас поняв, что происходит. – Прошу прощения, мне следовало вас предупредить. Я думал, что вы в курсе. Новембер – сестра Эйприл.
Ханна моргает. Потом медленно-медленно опускается на стул. Девушка садится напротив, ее мягкая, грустная улыбка так похожа на улыбку Эйприл… Впрочем, у нее нет ямочек на щеках, и Ханна успокаивается, ведь этот факт служит доказательством, что Новембер и Эйприл разные люди. Присмотревшись, Ханна вдобавок понимает, что девушка напротив слишком молода. Она ближе к той Эйприл, какой ее запомнила Ханна, чем к той, какой подруга была бы сейчас, если бы осталась в живых. Новембер вряд ли больше двадцати двух или двадцати трех лет.
– Очень жаль, что мы ни разу не встретились, – говорит Новембер. – Я, разумеется, слышала о вас от Эйприл. Умоляла ее взять меня с собой в Оксфорд, но в то время я была всего лишь ее сопливой младшей сестренкой. Потом родители старались оградить меня от недобрых новостей. Мне не разрешали появляться в суде и на публике. Честно говоря, я их прекрасно понимаю. Мне тогда было всего одиннадцать или двенадцать лет.
– Мне тоже очень жаль, – отвечает Ханна. Она все еще пытается прийти в себя от потрясения. Прошло столько лет, и вот тебе на – сестра Эйприл! Как там Джерайнт ее представил? Новембер Рейн? – Извините, Джерайнт сказал, что ваша фамилия Рейн. Вы ее сменили?
– А-а… – смущенно усмехается Новембер, откидывая с глаз коротко подстриженные светлые волосы. В ушах висят клипсы с длинными, почти до ее обнаженных загорелых плеч, перьями. – Рейн, можно сказать, мой профессиональный псевдоним. Я инфлюенсер «Инстаграма», а фамилия Кларк-Кливден… помимо того, что гламурна, так еще и связана с известной историей. Фамилию Рейн я взяла в шутку. Вы наверняка знаете эту песню. К тому же она оттеняет мое имя – Новембер.
Ханна вдруг понимает, кто был объектом фотосессии, почему выбран такой дорогой отель, что стоит за неброской элегантностью Новембер. Даже она, Ханна, редко заглядывающая в «Инстаграм», разве только чтобы помучить себя воспоминаниями об Эйприл, слышала об инфлюенсере в области косметики по имени Новембер Рейн.
– Я всю неделю находилась в Эдинбурге на съемках «Ди энд Джи». Как видно, нас свел счастливый случай. Когда Джерайнт сообщил, что вы живете здесь, и спросил, не хочу ли я встретиться, то…
Девушка пожимает плечами. Официант приносит черный кофе для Джерайнта и капучино для Ханны, возникает небольшая пауза. Они передают друг другу чашки, Ханна отказывается от сахара.
Когда официант уходит, Ханна набирает в легкие воздуха. У нее накопилось много вопросов к Новембер, есть масса тем для обсуждения, однако главный вопрос приходится задавать в лоб – времени слишком мало.
– Новембер, прошу извинить, что спрашиваю прямо, но мне скоро возвращаться на работу. Джерайнт говорил, вы что-то знаете… насчет вскрытия?
Новембер кивает:
– Знаю, но не все. Ясно, что никто не стал бы делиться с двенадцатилетней
