Прекрасная новая жизнь - Дж. М. Хьюитт
Анна поняла, что это вовсе не северное сияние. И не метеоритный дождь Леонид. Это повреждение в ее собственной голове, в ее собственном теле. Почти теряя сознание, она оторвала взгляд от неба и заставила себя посмотреть на Полу.
«Да, – подумала она. – Я недооценила эту женщину».
Пола начала говорить, и Анна вся обратилась в слух.
Глава 25
В прошлом
Стоя на пороге дома, куда я надеялась больше не возвращаться, я глубоко вздохнула и достала из кармана ключ.
В Эдинбурге я никому не сказала о звонке Карла и о том, что мне нужно вернуться домой. Ни соседкам по комнате, ни парню, в которого была влюблена, ни профессорам или преподавателям.
Я щелкнула выключателем в темном коридоре и тихонько прикрыла за собой входную дверь. Мне захотелось тут же выключить свет, чтобы не видеть, что с моего ухода домом никто не занимался.
Вокруг стояла мертвая тишина. Когда я сняла пальто и повесила его на перила, меня охватило тягостное предчувствие. Карл не объяснил, почему мне нужно было вернуться. Просто сказал, что дело в маме.
Я еще раз глубоко вздохнула и поднялась по лестнице, с трудом переставляя ноги.
Они были в маминой комнате. Она лежала на полу, прислонившись спиной к кровати и свесив голову. На маме не было ничего, кроме нижнего белья. Я привыкла видеть маму в халате и была потрясена ее худобой. На ум пришла моя новая привычка вызывать у себя рвоту. Мамин внешний вид послужил мне тревожным предостережением, что бывает, если вовремя не остановиться. Я поклялась, что не зайду так далеко.
Карл лежал на кровати, натянув грязную простыню до подбородка, а рядом стоял телефон. Мамин друг внимательно следил за мной в полумраке комнаты.
– Мам? – позвала я, но, не дождавшись ответа, повысила голос: – Мама!
– Я не знаю, что случилось, – вместо приветствия сказал Карл.
– Что ты имеешь в виду? – Я перевела взгляд на него, потому что это было проще, чем смотреть на маму.
Карл хмуро пожал плечами.
Мое сердце учащенно забилось. Я положила руку на грудь, тщетно пытаясь его успокоить, но тело уже готовилось к удару, о котором мой мозг еще даже не подозревал.
Опустившись на колени рядом с мамой, я первым делом осмотрела пол, ища пятна или иголки. В голове промелькнула мысль, что я надела новые джинсы и мне жалко их портить.
Я положила руки маме на плечи, чтобы поднять ее и уложить отоспаться, как сотни раз до этого.
Мамина кожа была холодна и тверда, как мрамор. Я в ужасе отдернула руки, но переборола себя и провела пальцами вверх по ее шее.
Я знала, что пульса не будет, знала, что она мертва.
В глубине души я поняла это еще тогда, когда позвонил Карл, но была не готова принять.
– Как давно она в таком состоянии? – придушенным шепотом спросила я, в ужасе от увиденного.
Карл зашевелился на кровати. Я подняла глаза на это ничтожество. Он схватился за сползающую простыню.
– Не помню, – вяло и безучастно ответил Карл, потом вдруг посмотрел на меня и нахмурился. – Когда я тебе звонил?
Оставив его вопрос без ответа, я снова переключила внимание на маму. Я знала, что однажды этим все и кончится, не раз прокручивала в голове этот сценарий, а иногда даже злорадно мечтала о нем. Но теперь, когда я столкнулась с ее смертью на самом деле, меня охватила глубокая черная печаль.
Я повернула ее голову, чтобы взглянуть на лицо. Мутные невидящие глаза, рот искривился в болезненной гримасе. Какими были мамины последние слова? О чем она думала, умирая?
Могу ли я сказать себе: я сделала для нее все, что могла?
Я прижала ладонь ко рту. Мне было всего восемнадцать. Склонившись у трупа матери в старом грязном доме, где прошло мое детство, я знала, что злосчастный вопрос может преследовать меня до конца жизни.
Я не могла этого допустить. Ни за что. У меня впереди целая жизнь. Я только начала узнавать себя. В Эдинбурге у меня были друзья. Но убежать от прошлого не получилось.
Вокруг маминой левой руки был завязан мой старый розовый пояс. За эти годы он стал коричневато-серым. Меня накрыла новая волна печали. Почему мама все это время пользовалась именно им? Может быть, он каким-то страшным извращенным образом напоминал ей обо мне? А может, однажды он случайно попался ей под руку, а со временем стал частью привычного набора, как и любимая столовая ложка.
Я осторожно расстегнула пряжку и сняла пояс с маминой руки.
Карл заерзал позади меня, словно пояс что-то в нем пробудил, и сел на край кровати.
– Мне нужно кольнуться, – сказал он.
Странная грусть отступила, и меня пронзила слепящая ледяная ярость. Должно быть, так по их венам бежит коричневая дрянь.
Чертов Карл! Это он во всем виноват!
Я окинула взглядом комнату и увидела их причиндалы. Почему это произошло именно сейчас? Несмотря на распространенное мнение, люди, которые долго и продолжительно сидят на героине, редко умирают от передоза. Наверняка тут замешано что-то еще. Может, алкоголь или другой наркотик? Наверное, можно было спросить Карла, но правды от него не дождешься.
– Сиди здесь, – велела я ему.
Карл откинулся на подушку. Он выглядел покорным, усталым и разбитым.
Я спустилась на первый этаж и обыскала кухню. Я ни к чему не прикасалась, но внимательно осматривала коробки, миски и иголки, покрывавшие столешницу.
Мое внимание привлекла одна из коробочек. Фентанил. Я знала, что это такое. На прошлой неделе я прочитала статью о том, как героиновые наркоманы в Глазго умерли после того, как разбавили порошок этим опиоидным обезболивающим.
Я заглянула на кухню. Вспомнила, как организовала встречу учительницы с мамой; как в душе расцвела надежда при мысли, что скоро я смогу выбраться из домашнего ада. Мама мной гордилась и старалась вести себя как нормальный человек, как хозяйка чистого и опрятного дома. И все это под моим чутким руководством. А перед этим я наврала мисс Хейл о Ребекке Лавери, еще одной претендентке на грант. Лгать было плохо и нечестно, и пусть я оправдывала себя, но, может быть, мамина смерть стала мне наказанием?
В саду было необычно светло. Я взглянула на небо и почти улыбнулась при виде бело-голубого хвоста в небе. Комета Хейла – Боппа. Нам рассказывали о
