Фам фаталь - Валентина Демьянова

– Хорошо, допустим, что кольцо действительно принадлежало Леониду. Только это еще ничего не доказывает! Шла война, мало ли что могло произойти. В те годы случались самые невероятные вещи.

– Здесь вы абсолютно правы. Чего уж невероятнее! Известного в городе человека убивают, тело закапывают под его собственным домом, а всем окружающим сообщают, что он погиб при бомбежке.

Дина поджала губы и язвительно усмехнулась:

– У вас богатая фантазия. Сначала обвинили Лилю в убийстве Руслана, теперь заявляете, что она и собственного мужа убила. С Русланом она покончила, потому что он ее шантажировал, а Леонида за что?

– Для его убийства тоже имелась причина, – уклончиво ответила я, мысленно ругая себя последними словами. Это ж надо так опростоволоситься! За этими бабскими истериками я и не заметила, как разговор приблизился к опасной черте. Еще одно неосторожное слово – и упоминания о картинах Галлера будет не избежать.

– Ну что же вы замолчали? – злорадно наступала на меня Дина. – Сказать нечего? Оболгали достойную женщину, а доказательств нет?

Нужно было срочно отыгрывать назад. Краем глаза я видела, как настороженно следил за разговором Павел Иванович. И я взорвалась:

– Да что вы ко мне пристали? А то сами не знаете?!

Дина отступила:

– А я здесь при чем?

– Хотите сказать, что труп под полом для вас новость? – язвительно улыбнулась я.

– С чего вы взяли, что я об этом знаю? – побледнела Дина.

– С того, что вы жили здесь во время войны вместе с сестрой и зятем! Продолжать или остальное сами додумаете?

– Нет! Это все ложь! Ложь! Вы не имеете права! – зашлась в яростном крике Римма.

На глазах постаревшая Дина сделала шаг в ее сторону и нежно взяла за руку:

– Не кричи. Она права. Все так и было.

Римма вывернулась, отскочила в сторону и, гневно сверкая глазами, закричала:

– Что было?! Что было? Ты соображаешь, что говоришь? Бабушка – серийная убийца?

– Про убийство Руслана ничего наверняка сказать не могу, а вот насчет Леонида... Римма, это правда! Лиля не поделила с мужем картины Галлера. Те, что во время войны Леонид забрал из местного музея.

Услышав ее откровения, я мысленно застонала. Ну вот и все! Теперь можно ставить большой жирный крест на своих планах. До картин мне не добраться! Павел Иванович сделает все, чтобы прибрать их к рукам, а он по этой части большой умелец, да и возможности его несравнимы с моими...

– Ты в своем уме?! Дед... Дед, на которого вы обе молились, оказывается вором?!

– Леонид сам сказал нам с Лилей об этом. Во время оккупации мы все жили в бывшем кухаркином доме. Этот занял немецкий офицер, а нас выселили туда. Не выгнали на улицу только потому, что Лиля знала немецкий, и ее заставили убирать в доме. Однажды мы сидели за ужином... На столе из еды только картошка, вместо электричества тлеет лучина. Тоска... Как-то незаметно для себя мы стали вспоминать довоенную жизнь, знакомых... Тут Леонид и обмолвился о картинах, но сказать, где именно он их схоронил, не захотел. Намекнул только, что картины в надежном месте. У них с Лилей из-за этого тогда разгорелся грандиозный скандал. Он отказывался говорить, а она бесилась и требовала сказать, где картины.

– Да зачем они ей были нужны? Она же ненавидела Галлера! – воскликнула Римма.

– Даже ты про эту ненависть знаешь, – грустно вздохнула Дина. – Действительно, отношения у них с Валерием Стефановичем были сложные... Сначала Галлер Лилей сильно увлекся. Буквально голову от страсти терял, и в результате появился портрет «Женщина-мечта». А потом наступило охлаждение...

– Это когда Галлер узнал, что Лиля строчит на него доносы в НКВД? – уточнила я.

Дина вздрогнула и посмотрела на меня диким взглядом.

– Какие доносы?! Откуда вы это взяли? – закричала она.

– Жена Галлера рассказала, она своими глазами их видела. Когда сидела в тюрьме, ей, пытаясь сломить, демонстрировали эти бумаги.

Удар оказался сильным, и крыть было нечем, но Дина не собиралась сдаваться. Поджав губы, она скорбно покачала головой:

– Я вижу, вы осуждаете мою сестру. Но это потому, что молоды и живете в другое время, а в той истории не все однозначно, и смотреть на нее можно по-разному. Вам это кажется подлостью, а она поступала в соответствии с собственными убеждениями. Лиля искренне считала Галлера врагом, французским шпионом и боролась с ним, как могла. Ей сказали, что она, советская гражданка и комсомолка, должна выполнить свой долг перед Родиной и помочь разоблачить врага народа. Поверьте, Лиля была убеждена, что делает благое дело. Ничего личного в ее поступке не было. Он ей даже немного нравился...

– Если поначалу неприязни не было, откуда же она взялась потом? Я б еще поняла чувство вины, но ненависть... – с искренним недоумением спросила я.

– Он ее оскорбил! Сначала написал отвратительный портрет с маской в руке, а когда она возмутилась, грубо высмеял. Заявил, что обижаться она должна на саму себя, а он, художник, просто перенес на полотно ее двуличную сущность.

– Все равно неясно. Если Лиля люто ненавидела Галлера, зачем ей тогда его картины? – раздался голос от окна.

Это Павел Иванович, упорно хранивший молчание, вдруг решил высказаться.

Дина обреченно пожала плечами;

– У нее гибкий ум, и она прекрасно разбирается в живописи. Лиля сразу сообразила, что война все покроет, а спустя время картины можно будет продать через черных маклеров и хорошо заработать.

– Ее муж, наверное, тоже так рассуждал, когда прихватывал их из музея. Только он просчет допустил. С женой делиться не захотел, – с ехидством заметила я.

Дина поникла головой и тихо, будто самой себе, прошептала:

– Не знаю я, что они там думали. Только мне до сих пор по ночам снится, как Лиля хватает с полки тяжелый каменный пестик и, не помня себя от ярости, бьет Леонида в висок. Столько лет прошло, а не забывается... А теперь вот еще Руслан...

– Я смотрю, вы больше не доказываете, что сестра не могла убить человека, – усмехнулась я.

Дина посмотрела на меня полными боли глазами:

– Конечно, для постороннего человека это звучит дико... только Лиля на самом деле не виновата. Она всегда была подвержена