Последний кайдан - Элла Чак
– Не меня ты должна бояться! – взвыл он с такой силой, что я зажмурилась под повязкой.
Деревня и все её обитатели, оранжевые огоньки, исчезли. Исчезли соломенные крыши и ухоженные клумбы. Пропала журчащая река с арками-мостиками. Босым ступням стало горячо. Я оказалась посреди выжженной земли – испепелённой, покрытой искрами, просыпавшимися в эту тёмную ночь с небес.
Стоны наполнили ночь. Стоны, похожие на плач и на песнь. Я не знала, куда смотреть. Откуда доносятся возгласы.
– Убили…
– Нас убили…
– Сожгли живых…
– Спаси нас…
– Помоги…
– Нам нет упокоения между мирами…
Я вертелась по сторонам, уже зная ответ, кто умоляет меня о помощи.
– Вы мёртвые невесты! Кто вас убил? Моя мама? Это сделала моя мама?
Вот сейчас они подтвердят слова Аои, и весь мой мир рухнет окончательно. Может, повезёт превратиться в полёвку? Или попросить Оками меня сожрать? А что! Умереть, глядя в его глаза… было сейчас моей второй мечтой, первой – выжить.
– Нет…
– Не-е-ет…
– Не ма-а-ать…
Ответы звучали, но поболтать с невестами подольше не получилось. Мыши швырнули рюкзак, который колыхался на их спинах, и, подхватив меня за ступни, швырнули и меня куда подальше. На том месте, где я только что стояла, Призрачный самурай рассёк катаной воздух.
Не обращая внимания на боль в ступнях, я побежала через полыхающее поле. Справа и слева от меня появились молодые девушки. И я узнала их. Все они были с моих рисунков. Каждая полыхала огнём в свадебном кимоно. Головные уборы цунокакуси были продырявлены и прожжены, будто в них тыкали окурками. Кожа оплавилась и струилась к ногам талым воском. Алые губы стекали на грудь, смешиваясь с рассыпавшимися углём бровями и кипящими глазами, от которых в черепах остались дыры.
Когда стена огня преградила тропу, я попятилась и упала. Из рюкзака вылетел баллончик с пеной для бритья. Я подняла его.
– Оками… Надеюсь, ты знал, что делал.
Со всей силы я надавила на кнопку распылителя. Из баллона вырвалась струя, потом ещё одна и ещё. Каждая новая раздваивалась, каждая её часть тоже делилась надвое, и так до бесконечности. Наконец защитная пена остановила стену огня и позволила мне бежать дальше.
Только, как я ни старалась ускориться, поле не заканчивалось. Я стала бурундуком – а точнее, полёвкой – внутри кольца пожара.
И пока я искала выход, на мою спину обрушились удары. Острые. Быстрые. Короткие. Болезненные. Словно росчерки кисточкой по рисовой бумаге. Только вместо кисточки – катана, вместо бумаги – моя спина. Я упала на живот, чувствуя располосованную катаной спину.
Перевернувшись, я посмотрела в глаза самураю, атаковавшему меня. В кармане оставалась только бумажная бабочка – дух сикигами.
– Защити меня! – приказала я о́ни.
Бабочка угодила в огонь и превратилась в белый пепел. Призрачный самурай гортанно расхохотался.
– Таков твой путь! Такова судьба!
Он снова замахнулся катаной, и тут из белого пепла взвилась сотня мотыльков. Сгорев, эта сотня стала тысячей, и так до бесконечности. Крылья сикигами обвились вокруг катаны и рук самурая, сковали ему ноги.
– Спасите меня! Не дайте ему вырваться! – кричала я, пока самурай пытался отбиться от бумаги.
– Найду тебя! Найду и убью, Касуми! – орал самурай, назвав меня иным именем, но он уже был повержен и опрокинут на спину.
Стоило мне приблизиться, как он превратился в чёрную тучу, и дым его рассеялся над Окурой.
– Спасибо, сикигами, – прошептала я, волнуясь, не пострадали ли в огне полёвки.
Прижав к груди куклу матери, я ушла в ставшее мне родным выжженное поле Окуры.
13. Касуми
Имя – Судьба, судьба – это имя
– Она открывает глаза! Доктор, видите? Я не просто так позвала вас! Она реагирует на свет! Проверьте зрачки, она только что моргала.
Фонарик врача осветил, кажется, мой мозг. Я взвыла от боли и задёргалась, понимая, что не могу говорить из-за трубки в горле. Мне ввели что-то через капельницу, и я снова уснула.
К счастью, когда сознание пнуло меня обратно в реальность, на глазах была светонепроницаемая маска. Наверное, это лучше, чем перевязывать глаза майкой.
В кресле возле койки сидела женщина. Её окутывал всё тот же оранжевый тёплый свет, которым я смотрела на мир, заменив им человеческое зрение. Голову с коротко остриженными волосами удерживала надутая подушка для путешествий.
Обездвиженные пальцы юркнули по моей руке, когда я пошевелилась, – движение пробудило и её.
– Мам?.. – прошептала я. – Это правда ты?
– Мэй, девочка моя!
Она прильнула лбом к моей руке и сползла на колени.
– Прости, ребёнок мой, прости меня! Я виновата! Виновата перед тобой!
– Мам, как ты… себя чувствуешь? – спросила я, хотя из нас двоих на больничной койке лежала именно я. – Ты не устала?
– Устала быть уставшей, дочка. Шестнадцать лет пролежала в постели, не видя тебя, мужа и жизни. Ты спасла меня! Спасла!
– Мам… можно тебя спросить?
– Да, родная, всё что угодно!
– Ты знаешь девушку по имени Куроки Сироганэ из Саппоро?
– Нет, родная, не знаю. Она наша родственница?
– Ты клянёшься, что никогда не видела её?
– Да, родная. Клянусь. Если нужно, я найду её. Это тебе поможет?
– Нет, не нужно… Мам, а где кукла? Со мной была кукла в поле. Ты ведь…
Она продолжала гладить меня по руке, целовать волосы.
– Тебя нашли с ней. С куклой из Окуры. Отец принёс её ко мне в комнату, сказал, что ты в больнице и… твоё зрение пострадало. Я узнала её. Я шила куклу десять лет, но кто-то её искромсал. Тогда я взяла нитки и стала исправлять. Стежок за стежком, и с каждым стежком я чувствовала себя всё сильнее.
– Ты её починила? – улыбнулась я. – Навсегда?
– Это ты меня починила. Навсегда.
Мама не сводила с меня тревожный взгляд.
– Девочка моя, полиция найдёт тех, кто тебя похитил. Тех, кто издевался над тобой. Их всех найдут.
Я прочистила горло.
– Я… плохо помню… что там случилось…
– Мы вам объясним, – раздался голос, и в палату вошли двое. – Ну а вы поправите нас, если мы ошибёмся.
Мама поднялась с колен, взволнованная, что посторонние люди застали нас в такой щепетильный момент.
– Мэй, познакомься, это следователь Ода Нобутака-сан и его коллега Симадзу Мико-сан.
– Прошу прощения, Куроки-сан, – поклонился следователь, – но дело не терпит отлагательств. Можем ли мы с коллегой поговорить с вашей дочерью?
– Конечно, – кивнула моя мама. – Только не утомляйте её. Она очнулась сутки назад после недели комы.
Я чуть не подпрыгнула.
– Что?! Мне нужен…
Где же Оками? А Чиби
