Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг
Поколесив по неизвестным Гропиусу районам города не меньше получаса, «шкода» наконец остановилась перед тяжеловесным, старым зданием, внушавшим страх. Гропиус только в кино видел сцены, когда знакомые покойного приходили опознавать тело в ярко освещенное подвальное помещение. Он невольно почувствовал себя персонажем такого фильма. Патологоанатом, неопрятный мужчина лет пятидесяти с лысой головой, откинул с трупа мятую простыню.
— Да, это Дирк Левезов, — сказал Гропиус, сохраняя внешнее спокойствие.
— Пройдемте! — Муха взял Грегора за локоть и повел из помещения.
Из Института судебной медицины его повезли в управление полиции, в здании которого было не меньше сотни дверей и несколько километров коридоров, где запах напоминал пыль столетий. В пустой комнате на третьем этаже Муха предложил Гропиусу стул, а сам сел за письменный стол, видавший не одну сотню допросов. Свою работу он выполнял неохотно — отодвинул в сторону пару папок и молча углубился в чтение какого-то документа. Его черты выражали такое отвращение, как будто бы хотели заявить всему миру, что он не хочет иметь со всем этим ничего общего. Наконец он поднял голову и сказал:
— Глупейшее это дело, понимаете?
Гропиус кивнул и решился задать вопрос:
— Есть ли какие-то версии, как это случилось? Я имею в виду, Левезов утонул? У него найден алкоголь в крови?
Муха поднялся, снял куртку и повесил ее на спинку стула. Потом сел снова и протянул Гропиусу заключение о вскрытии трупа.
— Смерть наступила в результате одного точного удара в затылок, предположительно нанесенного каким-то специальным оружием, которое рассекло спинной мозг. Не вытекло ни капли крови, вообще ничего. Потом его выбросили в Молдау. Ничего неизвестно о месте преступления. Никаких зацепок. Чистая, профессиональная работа.
От рассуждений комиссара Гропиуса пробрал озноб. К тому же он почувствовал себя некоторым образом виноватым в смерти Левезова. В конце концов, это ведь он отправил его в Прагу. Почему его не спрашивают о задании, которое было поручено Левезову? Гропиуса бы даже не удивило, если бы Муха начал вменять ему в вину это преступление. Но ничего такого не происходило.
Вместо этого Муха задал вопрос:
— А вы, собственно, чем занимаетесь, господин Гропиус?
— Я врач мюнхенской клиники, — ответил он.
Муха посмотрел в окно, как будто допрашиваемый не сказал ему ничего нового. Скорее из вежливости он сказал:
— Так-так, значит, вы врач? А когда вы приехали в Прагу, профессор?
— Вчера днем. Вот мой билет! — Гропиус вынул билет из внутреннего кармана пиджака и протянул его Мухе.
— И как долго вы еще намерены здесь пробыть?
— Я забронировал обратный рейс на завтра. Но если того требуют обстоятельства, я, конечно, готов остаться дольше.
Муха понимающе кивнул и замолчал. Через какое-то время он продолжил:
— Я думаю, что в этом нет никакой необходимости, профессор. Наоборот, постарайтесь вернуться домой. Я благодарю вас.
— Значит ли это…
— Вы можете идти, профессор Гропиус!
Гропиус был потрясен. Он уже рассчитывал на худшее, а теперь такое! Он торопливо встал, взял свою сумку, коротко попрощался и быстро покинул полицейское управление.
По дороге в отель «Коринтия Тауэрс» Гропиуса одолевали самые разные мысли. Всего двадцать четыре часа он находится в Праге, и снова кажется, что все здесь в заговоре против него. «Это просто смешно, — пытался он уговорить себя, — у тебя всего лишь расшатались нервы. Может быть, смерть Левезова — это просто страшная случайность». Но уже в следующий момент сомнения возвращались. Почему, спрашивал он себя, Муха ничего не спросил о том задании, которое Гропиус поручил Левезову? Почему он держался так подчеркнуто недовольно, когда речь шла о выяснении обстоятельств смерти? Почему он чуть ли не с одобрением отзывался о способе убийства?
Приехав обратно в отель, Гропиус обнаружил в своем саквояже черную визитку, которую дала ему вчера Милена. Даже если она и обошлась с ним не очень приветливо, Милена была единственной во всем городе, кто мог бы помочь ему хоть в чем-то разобраться. Она знала Праскова и догадывалась о его темных делишках. Ему неприятно было думать, как она отреагирует на его звонок, но он все-таки решился позвонить.
— Это голубой тигр! — представился по телефону Гропиус.
И услышал на том конце провода веселый смех.
— Вы должны извинить меня. Вчера у меня было плохое настроение. Дела идут неважно: конкуренция растет, кругом дешевые шлюхи. А тут встречаешь шикарного мужчину и получаешь отказ — кто угодно расстроится.
— Извинения принимаются! — ответил Гропиус. — Я бы с удовольствием встретился с вами еще раз.
— О! Да ты из робких, которые все обдумывают по два раза? Но неважно, так когда?
— Сейчас!
— О! И надолго?
— Весь вечер.
— Ну, хорошо! Пятьсот. Вечер и всю ночь, тигр!
— Согласен. У вас есть машина?
Воцарилось долгое молчание. Потом Милена ответила:
— А, понимаю, ты хочешь заняться этим в машине! Да, в этом что-то есть.
— Значит, встречаемся через полчаса в холле гостиницы «Коринтия Тауэрс».
— Я не опоздаю!
* * *
Милена явилась в гостиницу в широкополой шубе из искусственного меха и с лентой в распущенных волосах. Из одежды на ней больше ничего не было. Но при этом ничто в ее внешности не выдавало ее пикантную профессию, что пришлось Гропиусу очень по душе.
С большим трудом ему удалось убедить Милену в том, что он не собирается заниматься с ней любовью. В конце концов лицо ее омрачилось, и Гропиус испугался такого же гневного выпада, как прошлым вечером. Но когда он достал из портмоне пять сотенных купюр, сложил их два раза и аккуратно положил их Милене в сумочку, на ее симпатичном лице промелькнула улыбка облегчения. Она сказала:
— Что касается меня, тигр, то если тебе нравится просто пялиться на меня за пять сотен, то значит, так и надо.
— Об этом не может быть и речи, — возразил Гропиус, посмеиваясь, — просто подождем немного! — И он задержал свой взгляд на ее роскошной груди. — Меня интересует Прасков. Вы говорили, что уже имели с ним дело и знаете его клиники.
— Я знаю по меньшей мере о двух: одна в Млада Болеславе, на севере, и одна в Подебради, на восток от Праги. А вы точно не фараон?
— Нет, — твердо сказал Гропиус, — я только интересуюсь работой доктора Праскова.
Милена посмотрела на Гропиуса долгим взглядом.
— Ах, теперь я понимаю, вы следите вовсе не за женой, — заявила она после долгого молчания, — вам нужен новый, как это называется?
— Орган?
— Да, сердце, печень, почки.
