Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас
Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, инспектор попытался сконцентрироваться на информации из записок инспектора Скарпы.
Писака, как Стуки для себя прозвал автора писем в редакцию, имел довольно неоднозначное отношение к туристам. Иногда он их люто ненавидел, а временами старался понять. Стуки чувствовал, что за всем этим скрывалось что-то еще. То, чего он не нашел в записях Скарпы. Но что? Стуки попробовал представить, как могли выглядеть его пыхтящие от напряжения нейроны. Бросающиеся от одного синапса к другому нейромедиаторы создавали такой переполох, что инспектору не удавалось ничего разобрать.
Давай, Стуки, соображай!
Итак: между 1989 и 1997 годами, несмотря на письма, не было зафиксировано ни одного акта насилия. Где в это время была банда уполномоченного магистрата по водным делам? Стуки задумался. Возможно, какие-то незначительные эпизоды все-таки были: подготовительные операции, обучение будущего убийцы или будущих убийц. Полиция не могла такого исключать.
Конечно, даже если Писака был замешан в убийствах, он не был человеком, действующим по наитию, из тех, которые способны проломить человеку голову за нечаянно сказанное слово или утопить его в канале только потому, что с юго-востока дует сирокко. Нужно бы проверить, имели ли место другие, менее серьезные эпизоды агрессии по отношению к туристам, если, конечно, они были зарегистрированы.
Стуки довольно долго обдумывал, стоит ли запрашивать эту информацию и как сообщить Скарпе о пропаже документов.
* * *
Терезу Брунетти привел в изумление телефонный звонок Стуки с просьбой отследить экипаж вапоретто, выполнявшего вчера последний рейс между набережной Дзаттере и островом Джудекка. Кроме того, в архиве полицейского управления она должна была поискать заявления с 1989 по 1997 год о нападениях, преследованиях и актах агрессии с туристами в качестве потерпевших. Все это нужно было проделать, ни слова не говоря инспектору Скарпе. Тереза попросила Стуки повторить все еще раз.
– Ты что, записываешь наш разговор?
– Нет, меня просто удивила твоя просьба.
– Что именно тебе кажется в ней странным?
– Расследование находится в руках Скарпы.
– Мы все в его руках.
– Что это значит, Стуки?
– Знаешь, что однажды сказал Эдисон?
– По какому поводу?
– Об изобретениях, разного рода открытиях и других результатах научно-технического прогресса.
– Что результат зависит на один процент от вдохновения и на девяносто девять процентов от вложенного в это дело труда.
– Точно. Но два процента вдохновения все-таки лучше. И поверь мне, Тереза, мои два процента говорят, что приступая к этому делу, мы не должны бояться запачкать руки.
Через несколько часов агент Брунетти перезвонила Стуки, чтобы доложить о результатах своих изысканий. Женщина говорила четко и кратко. Приставания, драки, мошенничество, завышенные счета, несколько краж. На ее взгляд, ничего особенного, что могло вы выходить за рамки обычной жизни любого туристического города: довольно цивилизованного, местами немного грубоватого, который хоть и кусает иногда, но не наносит смертельных ран туристам, избравшим его целью своего путешествия.
– За исключением двух случаев, – продолжала Тереза. – Второй – в последний вечер карнавала начала второго тысячелетия, когда несколько десятков человек, наряженных Пульчинеллами, безобразничали на площади Святого Марка.
– Как будет «Пульчинелла» по-французски?
– Полишинель, если я не ошибаюсь.
– Так вот что кричал в ночь своей смерти господин Дюфур!
– А первый случай, – сказала Брунетти, – произошел в ночь на четырнадцатое июля восемьдесят девятого года.
– На концерте «Пинк Флойд» на площади Святого Марка? – воскликнул Стуки.
– Да. В следующие несколько дней в полицию обратилось множество людей. Нападения и агрессия. Многие из тех, кто был на концерте, заснули прямо на улицах города. Кое-кого из них оттащили к каналу и бросили в воду. Других поливали водой с балконов. И этим еще повезло, потому что были и жертвы самого настоящего физического насилия: пинки, пощечины, избиение палками. Пусть даже и чисто символически, потому что серьезных травм зафиксировано не было.
– Я могу получить копии заявлений?
– Я подготовлю, из самых значимых, конечно.
– И еще: не могла бы ты узнать, на какой линии вапоретто работает матрос Николо Эриццо?
– Будет сделано.
* * *
Коренастый, похожий на древнеримского воина, матрос Николо Эриццо стоял, расправив широкие плечи, и следил за высадкой и посадкой пассажиров. Вид его мощной фигуры невольно внушал уважение: по-военному хмурый взгляд, закатанные рукава рубашки открывают мускулистые руки.
Стуки взошел на вапоретто, но остался стоять на палубе. Когда судно отчалило, матрос скрылся в кабине капитана. «Могу поспорить, – подумал Стуки, – что ему оттуда хорошо видны все пассажиры. Наметанный взгляд сразу узнает среди них туристов. А еще приметит, как они путешествуют: одни, в паре или в группе. Может так случиться, что на последнем рейсе кто-то из приезжих будет возвращаться навеселе. Это может навести на кое-какие мысли, особенно когда видишь, как какой-нибудь подгулявший турист одиноко бредет по набережной, держась за стены».
Стуки проплыл на вапоретто по всему маршруту до конечной остановки – острова Сан-Джорджо. Каждый раз, когда судно причаливало к пристани, инспектор становился свидетелем одного и того же спектакля: гул мотора, бросание швартова, спешащие в противоположных направлениях человеческие тела и лица. И возвышающаяся над людским потоком фигура матроса, словно высеченная из мрамора. Стуки показалось, что в самом воздухе ощущался дух стойкости и мужества. В мужчине действительно было что-то от воина. Ничего общего с теми, кто, например, стоит за конвейерной лентой на фабрике, асфальтирует дороги или меняет автомобильные шины в автомастерской. Воображение рисовало инспектору Стуки, что там, над кабиной капитана вапоретто, развевается знамя и слышатся едва различимые звуки битвы. Вот уж действительно: вид глиссирующего корабля, разрезающего волны грудью, порой способен заставить нас почувствовать себя героями.
Стуки увидел идущую по площади Санта-Мария-Формоза Терезу Брунетти. Женщина обмахивалась несколькими листами бумаги, как веером. Приблизившись, агент Брунетти вручила их инспектору.
– Копии заявлений.
Жестом показав направление их дальнейшего движения, инспектор Стуки погрузился в чтение.
– Что именно мы ищем? – спросила Брунетти.
Пробежав глазами три четверти первой страницы, Стуки показал пальцем на одно имя, которое встречалось и на других страницах тоже.
– Джакомо Дона, известный больше как Джакомето, по прозвищу Медведь.
– И что мы теперь будем делать? – задала вопрос Тереза.
– В каком смысле? – спросил Стуки.
– Дело принимает совсем другой оборот, согласен?
– Ты права. Давай-ка мы с тобой проверим еще вот что…
* * *
Солнце склонялось к закату. По каменной брусчатке Кампо-Сан-Пьетро, где
