Искатель, 2001 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер
К счастью, вдова тотчас поднялась и принесла из другой комнаты пакет.
— Вот, — сказала она. — Вот, пожалуйста. Сами сделайте копии, а то я редко выхожу на улицу. Я в них ничего не понимаю. Заглянула сначала — думала, там деньги, все-таки из банка прислали. А оказалось — какие-то бумаги. У меня даже голова разболелась, когда я начала их рассматривать. — Юдит взмахнула рукой. — Когда прислали, так я вообще о них забыла. Еще брат спрашивал, не получала ли я каких-нибудь документов? Так я сказала — нет, а на самом деле, получила, да забыла.
Натаниэль взял пакет и поднялся.
— Вот и все, — сказал он. — Больше мы не будем вам надоедать, госпожа Хаскин. Очень приятно было познакомиться. Не болейте, будьте здоровы.
— Но вы же ничего не спрашивали! — удивилась вдова.
— Все, что нужно было, я спросил. Мы же обещали, что вопросов будет немного.
Розовски отвез господина Каплана домой. Он попрощался с раввином довольно рассеянно, так что если даже рабби Давид и хотел его расспросить о чем-то, при виде отрешенного лица сыщика не решился.
Вернувшись домой, Натаниэль принял душ, наскоро поужинал и завалился на диван.
Неожиданное открытие, касавшееся родственных связей семейства Хаскин, проливало свет на некоторые особенности поведения Пеле.
— Например, становится понятным его поведение в вопросе алиби… — пробормотал Натаниэль. — Дело не в компрометации дамы. Просто он не хотел, чтобы полицейские надоедали Юдит вопросами. Пеле прекрасно знал о ее уязвимой нервной системе и об относительно недавнем потрясении…
Ну хорошо, а встречался ли Даниэль Цедек с бывшим свои подельником и другом?
И если да — о чем они беседовали?
— Стоп-стоп-стоп… — пробормотал Розовски. — Почему это я уверен в связи между гибелью Йоэля Хаскина и убийствами раввина и Пеле?
Уверенности у него не было.
— А что нам известно о смерти господина Хаскина? — Он поднялся с дивана, подошел к письменному столу, засветил настольную лампу. Сел в скрипучее кресло и выложил из портфеля документы, принесенные утром Офрой и Маркиным, нашел копию протокола дорожной полиции.
— Так… «Шкода-Фелиция»… — проговорил он. — Еще один призрак. Призрак женщины. Призрак убийцы. Призрак машины. Сплошные призраки. Прямо не Тель-Авив, а какой-то замок Шпессарт. Стивен Кинг.
Он рассеянно посмотрел в окно, залитое потеками дождевой воды. Призраки, призраки…
Пронзительная трель телефонного звонка заставила его вздрогнуть.
Звонила Офра.
— Тебя еще интересует, о чем рассказывается в девятнадцатой серии? — спросила она. — Я узнала. На меня, правда, смотрели, как на ненормальную, но я объяснила, что я-то нормальная, просто мой хозяин странный человек.
— Что? В какой серии? — Розовски не сразу вспомнил об утреннем разговоре. — Ах, да-да-да! И что же там?
— Там папаша-алкоголик издевается над детьми и над женой и доводит своего сына до того, что тот его убивает. Вступается за мать и убивает. Очень впечатляющая сцена. Подходит?
— Еще бы! — воскликнул Розовски. — Еще как! Спасибо!
Офра положила трубку. Что-то в этом роде Натаниэль подозревал. Сразу же после того как господин Каплан-младший объяснил, что собой в действительности представляло явление «диббука».
Он подошел к видеомагнитофону, вставил полученную от рабби Давида кассету. Передвинул кресло поближе, положил на подлокотник новую пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Только после этого сел и включил воспроизведение.
В первый раз Натаниэль был настолько ошарашен увиденным, что не обращал особого внимания на детали. Жуткая сцена, воспринимавшаяся первоначально как фрагмент голливудского фильма ужасов, снятого в документальной манере а-ля «Ведьма Блэйр», теперь действительно выглядела сеансом психотерапии. Розовски казался себе студентом или консультантом, приглашенным на лекцию в медицинский институт. Рабби Элиэзер представлялся ему ныне профессором, совершающим утренний обход больных, рабби Давид — ассистентом и лечащим врачом, а прочие члены миньяна — профессорской свитой.
Впрочем, зрелище не стало менее отталкивающим — начало приступа и особенно его кульминация, когда Юдит Хаскин пыталась освободиться от удерживающих ее пут.
Когда женщина обмякла и закрыла глаза, Натаниэль остановил демонстрацию и задумчиво повторил слова, казавшиеся бредом:
— Родная кровь. Родные руки. Убийство. Смерть.
Сейчас, когда не жуткий неестественный голос выплевывал эти короткие фразы, а он сам, они не казались жуткими. Мало того, была в этих словах какая-то логика:
— Я их заберу. Всех. Пусть младшие не забывают читать кадиш по отцу. И старший сын… — Розовски поднял пульт дистанционного управления, отмотал запись к началу и вновь пустил демонстрацию.
От трех сигарет, выкуренных подряд, у него запершило в горле, а от дрожащего изображения болели глаза.
Он понимал, что именно здесь, в этой процедуре, скрывалась разгадка гибели Йоэля Хаскина, повлекшей, в свою очередь, убийство раввина Каплана и Даниэля Цедека. И он должен был найти эту разгадку.
Бросив пульт управления на диван, Натаниэль вернулся к письменному столу. Еще раз просмотрел полицейский протокол, прочитал казенные фразы о состоянии алкогольного опьянения, о переходе дороги в неположенном месте. Ясно, почему полиция не сильно упиралась, разыскивая сбившую Хаскина машину, — виновен был сам пострадавший.
Розовски уже собрался было отложить копию протокола в невысокую стопку просмотренных бумаг, как вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову.
— Странно… — пробормотал он. — Очень странно… Они что, тоже дух вызывали?
Из записи следовало, что к моменту прибытия «Скорой» и полиции, Йоэль Хаскин был мертв. С чьих же слов полицейский записал марку сбившей машины, якобы названную самим пострадавшим?
Он перевернул страничку и с досадой ругнулся. Конечно, Маркин скопировал только ее. А имена свидетелей происшествия, дававших показания, оставил в полицейском архиве. Розовски вновь вернулся к началу протокола, прочитал адрес. Угол улиц Литани и Симтат а-Лемон. Он пододвинул к себе чистый лист, начертил перекресток, надписал на одной линии «Литани», на другой — «Симтат а-Лемон». Подумал немного, продолжил улицу Литани — так, как он помнил район. Примерно в квартале от наезда улица немного изгибалась и переходила в другую.
В улицу Бен-Цион. На которой жила семья Хаскин.
«Знали бы вы, как часто Юдит с Игалем приходилось вытаскивать его из забегаловок? — словно наяву услышал Натаниэль голос шамеса. — Не в обиду покойному будь сказано, тогда и парню перепадало, и жене! Он таким буйным становился!»
— Вот и в тот вечер, похоже, они его и вытаскивали… — Розовски перегнулся через стол, взял лежавшую на кресле пачку сигарет и зажигалку. — И значит, кто-то из них услышал последние слова покойного. Ладно… — Он переложил копию протокола, взял следующий лист. — Так, а это у нас что?
Оказалось — одна из липовых анкет, собственноручно разработанных Офрой. Натаниэль еще раз полюбовался изяществом деловой графики, подумал, что
