Тропой забытых душ - Лиза Уингейт
Я ошарашена. Джоуни едва ли больше двадцати.
– Я бы с радостью поговорила как‑нибудь с вашими девочками, но на прошлой неделе приходила в церковь только для того, чтобы спросить о Брейдене и брошенной машине.
Она хмуро кивает.
– Думаю, когда Сорока Блэквелл заболела, Брейден взял одну из машин с ранчо. Сорока очень привязана к своему имуществу. Она бы закатила Брейдену истерику, если бы узнала, что он вот так бросил машину.
– Разве в прошлый раз вы мне не говорили, что Сорока Блэквелл умерла и была похоронена в Оклахома-Сити?
Джоуни побледнела.
– Я так много здесь слышу всякого, что забываю, кто что говорит. – Наклонившись поближе, она тихо добавила: – Кажись, вам стоит побеседовать с Элтоном Паркером из строительной компании. Он вроде был другом их семьи.
– Уже. Мистер Паркер, похоже, считает, что Брейдену нужно немного побыть наедине с собой, и он вернется к работе, когда будет готов.
– Хм… – Короткий ответ полон скепсиса; мой усталый мозг настораживается. – Ну, наверное, Паркер должен знать. Он или миссис Уомблс. Она вам что‑нибудь сказала?
Оглянувшись через плечо на столик с местными, Джоуни переминается с ноги на ногу.
– Например…
– Знает ли она, куда Брейден отправился после того, как заезжал к ней в прошлую среду?
«Брейден был у Мирны Уомблс в прошлую среду? Значит, теоретически незадолго до того, как оставил машину на стоянке?» Интересно, что Мирна об этом не упомянула.
– Это миссис Уомблс вам сказала?
– Нет, но Сидни рассказывала об этом в церкви. Думаю, это очень мило, что Брейден хочет найти достойное место и взять на себя заботу о младшей сестре.
– Это очень тяжело для семнадцатилетнего.
Двойственное чувство настигает меня, когда я вижу сына, идущего из туалета с кажущейся беззаботностью.
– Печально, – Джоуни рассеянно перебирает ручки в кармане фартука. – Думаю, Сидни слышала, как я говорила женщинам в церкви, что собираюсь сдать в аренду маленький автодом за нашим домом. Она могла решить, что это подходящее жилье для них с Брейденом. Сидни всегда пытается извлечь выгоду из ситуации.
– Мам? – подает голос Чарли, садясь на свое место.
– Минутку, малыш.
– Но, мам…
– Чарли, минутку. Мы с Джоуни беседуем, – я строго гляжу на него.
Он невозмутимо поворачивается к официантке и протягивает ей руку.
– Привет. Меня зовут Чарли Джей Оделл. Мне семь лет.
Я сжимаю губы, еле сдерживая смех. Где он только этому научился?
– Рада познакомиться, семилетний Чарли Джей Оделл, – Джоуни пожимает мальчику руку и говорит, что у нее есть дочь его возраста. Возможно, когда‑нибудь они поиграют вместе.
– Мне девчонки нравятся, – кивает Чарли.
– Ну, она почти пацанка. Пацанка и ковбойша, поэтому любит разные мальчишеские занятия и ездит верхом.
Чарли вскакивает.
– Я люблю мальчишечьи занятия и лошадей! У мамы в Йосемитском парке когда‑то была патрульная лошадь. Я помню плохо, потому что был маленький, но есть фотография. Ее звали Чернушка и…
– Ладно, Чарли. Думаю, хватит. Джоуни нужно работать.
Хотя о Чернушке можно многое рассказать, большинство этих историй выставляет меня в неудобном свете. Она была самой незадачливой патрульной лошадью в мире и жила своим умом.
– Ла-а-адно, – Чарли неохотно садится. – Мам, а что такое «свинья сосновая»?
Джоуни стоит с широко открытыми глазами. У меня отваливается челюсть, по коже бегут мурашки. Мы с Джоуни переглядываемся, и я оборачиваюсь к Чарли.
– Где ты это слышал?
«Свинья сосновая» – одно из тех выражений, что используют всякие подонки, которых ты собираешься оштрафовать за пьянство в общественном месте, курение травки или браконьерство в национальном парке. «Сосновая» – потому что мы работаем в национальном парке, а «свинья» – потому что выполняем полицейскую работу.
Джоуни это выражение явно знакомо, а это значит, что в городе им пользуются.
– Вон тот парень мне сказал, – Чарли показывает в другой конец зала на бородатого мужика в рваной футболке. – Он сказал: «Твоя мама – свинья сосновая, парень».
– Что?! – Во мне вдруг просыпается медведица. – Что он тебе сказал?!
– А потом спросил, не сосновый ли я поросенок. – Над невинными зелеными глазами взлетают брови.
Я скрежещу зубами и пытаюсь встать из-за стола, но мне мешает Джоуни. Конечно, затевать свару не стоит. Люди могут сколько угодно обзываться и выражать свое недовольство, но мы не должны отвечать. Никогда. Подобная ошибка может привести к тому, что старшему рейнджеру и управляющему парка придется писать слезные письма с извинениями конгрессменам, чьи избиратели недовольны дурным поведением федерального служащего.
– Не обращайте внимания, – уговаривает меня Джоуни. – Это просто кучка идиотов. Когда я была маленькой, они кричали, что правительство построит дамбу на Джек-Форк-Крик, чтобы создать озеро Сардис, и это убьет всю рыбу. Потом, когда появилось озеро, принялись вопить, что правительство собирается разрешить Талсе и Оклахома-Сити выкачать из озера всю воду. Ну, может, когда‑нибудь так и выйдет. Еще они возмущались асфальтированием шоссе – уже не помню почему, а потом – повышением сбора на индейской платной дороге.
Она бросает косой взгляд через плечо.
– Они недовольны всеми новшествами, связанными с парком, с самых первых общественных слушаний. Заявляли, что это лишит работы лесорубов и разорит лесопильные и целлюлозно-бумажные предприятия в округах Пуш и Ле-Флоре, что политики в Вашингтоне ни черта не понимают и готовы обниматься с деревьями, что запретят сплошную рубку, пока лубоед не съест все деревья и пожар не спалит остатки. Твердили, что правительство не пустит бульдозеры, чтобы тушить пожар, как это было в Йеллоустонском парке, и выгорит пятьдесят тысяч акров, а то и больше. Я думала, конгрессмен Уоткинс последние волосы на голове выдерет еще до конца слушаний.
Я кладу руки на стол, выдыхаю.
– У нас есть все необходимые инструменты для землепользования, и, конечно, мы станем удалять погибшие деревья, но если лес здоров, будем настаивать, чтобы лесорубы вели разновозрастную вырубку, оставляя часть спелого леса и…
– Они не станут вас слушать, – предупреждает Джоуни.
– Они должны нас услышать.
– Они держатся за старые порядки, особенно в том, что касается нововведений… или людей. Поверьте. Потом будете, как конгрессмен Уоткинс, рвать на себе волосы. А это было бы досадно, потому что волосы у вас очень красивые. Густые, и цвет хороший, как у Джулии Робертс. Жаль, у меня не такие.
Она пожимает плечами, кивая в сторону стола возмутителей спокойствия:
– Не знаю, кто в последнее время мутит воду по поводу парка, но те люди – просто безграмотны и злы. Со временем они привыкнут к «Тропе конокрада». А пока лучше всего просто сказать им, что не стоило такое говорить вашему малышу. Что это некрасиво и им
