Искатель, 2002 №3 - Станислав Васильевич Родионов
А вот отравленные утробы — в пиве. Над головой Прищепкина булькало две упаковки баночного «Астора» — умница Марко! И как только у Бисквита либо Шведа случались проблески сознания, Георгий Иванович тут же обрывал бормот вложением в их потные дрожащие ладони прохладных животворящих жестяных баночек.
Он поставил перед собой благородную задачу: доставить друзей в Египет живыми. Бисквит был сильно обижен на судей чемпионата по плову и, следовательно, завязал лишний кармический узел, который ему нужно развязывать. У Шведа на этом свете оставались ребенок от первого брака и двое от второго. А также любовница, которая хотя вроде ему и надоела, но несомненно продолжала нуждаться в его знаках внимания.
Георгий Иванович не очень верил во всю эту матату с реинкарнациями и кармами. Но когда еще жил в Киселев-граде, все городское УВД на ней посвихивалось — волна такая прошла. Генерал Карнач, помнится, очень любил хвастаться своими предыдущими воплощениями, якобы в последнем был не кем иным, как Иваном Грозным: бойся, мол, трепещи, песья рать. Однако Жорин дружок Рустам Воблабеков, оказавшийся сильным медиумом, на спиритическом сеансе вызвал… гм, дух Михаила Лермонтова. И тот сообщил ему, что Карнач был всего лишь личным золотарем Ивана Грозного. По пьяному делу провалился в яму с нечистотами и захлебнулся. Что же касается Жоры, то все предыдущие жизни тот был… сторожевым псом.
Пес так пес, Георгий Иванович даже обрадовался: он тогда был еще довольно молодым, максималистом стало быть, и собак любил больше людей… Трудно, очень трудно далось ему вселенское сознание. Ну, это самое, в котором любого козла, будто себя любить нужно. Переборол свое «я»: за решетку стал отправлять козлов с большой-пребольшой любовью. Нет, кроме шуток. После того как случилось ему (с перепоя, когда еще поддавал) виденье адовых мук, то особо выдающимся уродам «слоника» (это когда на морду надевают противогаз и пережимают трубку) делать он перестал. Если это не проявление вселенской любви, тогда, извиняюсь, что?
Как и обещал Марко, к их отлету вся информация о предполагаемых преступниках была собрана. Позавчера рейсом на Хургаду вылетели только два араба — Мухаммед бен Ауд и Мулей бен Юсуф. У них были места 35 «а» и 35 «с». 35 «в» оказалось забронированным на гражданина Испании Тоньито Асусена; 34 «с» числилось за Робертом Асу-сена. Испанцы, вне всякого сомнения, были такими же испанцами, как Швед скандинавом. Арабы посадили между собой Болтутя, Артему купили билет на место перед собой.
Болгарию арабы посещали якобы в качестве представителей Египетской торгово-промышленной палаты. Останавливались в варненском отеле «Мехнат».
Подчиненные Марко сделать успели очень много, с помощью служащих отеля даже составили фотороботы. Однако ни оставленные в номере отпечатки пальцев арабов, ни их физиономии в архивах не фигурировали.
Получившиеся портреты показались Прищепкину не слишком удачными: двое усатых, горбоносых, похожих словно братья мужчин лет тридцати пяти. Ни одной индивидуальной черты. Но ведь это только китайцы все на одно лицо (с ними Прищепкину работать не приходилось), однако арабы-то, как и кавказцы, разные.
Короче, команда Прищепкина вылетела в страну пирамид фактически с пустыми руками. Поэтому решение, которое принял Прищепкин на высоте десяти тысяч метров, пролетая над территорией незалежной Турции, было таково. Из Хургады ехать в Каир, с помощью консульства выходить на египетские спецслужбы и пытаться предпринять что-то совместно. С теми данными, которыми они располагали, без знания страны и языка ничего другого им все равно не оставалось. К тому же права рисковать жизнями Болтутя и Артема у них не было. Пусть египтяне сами разбираются с делом, в котором замешаны контрабандисты оружия и, возможно, некая организация исламских экстремистов; пусть также несут ответственность за жизни похищенных.
— Внимание, мы пересекли воздушную границу Объединенной Арабской Республики! — торжественно объявила стюардесса через микрофон. — Будем лететь над зоной Суэцкого канала.
Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Ни одного облачка! Благодаря сухому кристальному воздуху пустыни их взорам открылась величественнейшая панорама, охватывающая сотни квадратных километров: цвета кофе с большим количеством молока пустыня, кусок Порт-Саида, резкая синева Средиземного моря, ровный, словно вычерченный по линейке на песке между двух блеклых огромных озер рукав канала, по которому тянулись вереницы корабликов. Как с борта спутника!
— А пирамиды где? — надтреснутым, бесцветным голосом спросил Швед неизвестно кого.
С тем же основанием, выйдя на перрон Киевского вокзала и оглядевшись по сторонам, он мог недоуменно пожать плечами и пробормотать:
— А почему Жириновского не вижу, разве он не в Москве живет? Лужков на худой конец где, мать вашу?
Канал ушел влево, а лететь над пустыней «без архитектурных излишеств» стало уже неинтересно: кофе с молоком без конца и края. Изредка зеленые пятна — оазисы.
Еще через час они вновь оказались над морем — уже Красным. Заломило в перепонках — «Боинг» начал снижение. Бисквит вскочил и бросился к туалету — мастика!
Аэродром находился на изрядном расстояния от берега, среди диких первозданных песков, чье гостеприимство явно не вызывало доверия. Вскоре колеса «Боинга» коснулись бетонки.
Туристы покорно, как бараны к воротам мясокомбината, потянулись к выходу. У трапа, то ли для охраны от террористов (неужели этих гадов тут действительно так много!?), то ли чтобы напустить на европейцев еще большую жуть, их встречали два солдата с автоматами. Служивые были неграми и почему-то в невообразимой для пустыни черной суконной или даже шерстяной форме. (Если пробыть в ней несколько часов, то наверняка может поехать крыша. Солдаты откроют пальбу просто так!)
С песчаных холмов веяло мартеном, но благодаря исключительной сухости воздуха жара все же была переносимой. Водитель сдвоенного аэродромного автобуса, в клетчатом платке на голове и белой узкой до пят рубахе, степенно со всеми здоровался:
— Гутен таг!
— Салам, — смущенно отвечали туристы.
В комплексе пропыленных зданий ангарного типа размещались и аэровокзал, и таможня, и все технические службы. Туристы под бдительным взором еще одного солдата в такой же черной шерстяной форме прошествовали в аппендикс паспортного и таможенного контроля и разделились на несколько ручейков.
Российский паспорт Георгия Ивановича профессионального интереса у пограничника не возбудил, зато реакцию вызвал очень дружелюбную:
— О, руссо! Добро пожалуйста! — сказал он почти по-русски, очень старательно ворочая языком и широко улыбаясь.
Белорусский же паспорт Шведа вызвал в нем недоумение: что за страна такая?
— Ну, ее еще Белорашен, Уайтрашен называют, — обиделся Сашок.
Пограничник




