Пончиковый легион - Джо Р. Лансдейл
– У кого – у них?
– В газете. Почти получила работу.
– В газете Мэйтауна?
– Нет. В газете Тайлера.
– Вы быстровато переключаете передачи. «Пытались» работать – значит, на самом деле не работали?
– Верно.
– «Почти получила работу» – звучит не слишком похвально.
– Я пишу книгу. Кстати, и вашу читала.
– Да ладно.
– Накручено. Но свою мысль доносит. В нашем Восточном Техасе полным полно странностей. И чокнутые из «Арийской нации», и странные религиозные культы, пытающиеся воскресить людей из мертвых, а теперь вот ваши парни. Как там сказала Фланнери О’Коннор[38]? «Я распознаю дичь, когда вижу ее»? Но многие люди больше не видят дичи. Или не хотят признать, что видят.
– Лично я становлюсь похожим на старшего брата. Мне перестают нравиться счастливые глупцы. Те, кто обладает здравым смыслом, но предпочитает оставаться глупым.
– Признаюсь, я собиралась взять для книги более вдумчивый и сочувственный тон, даже если считаю этих людей просто долбаными идиотами. Нынче в том, что с вами не так, всегда виноват кто-то другой. Я и сама зачастую в своих проблемах виню других.
– Это самый легкий выход, согласен.
– Мы с вами могли бы объединить наши книги, информацию, которой обладаем. Я могу сделать так, чтобы ваша зазвучала намного лучше. Обещаю.
– Как мило. Но я не говорил, что пишу книгу о Народе тарелок.
– Шнырять и вынюхивать, как вы, будет тот, кого крепко зацепило. И, кстати, выглядите куда лучше, чем я ожидала.
– Это лесть с целью выведать у меня что-то или так, ремарочка?
– И то и другое.
– Ладно. Вы тоже выглядите лучше, чем я ожидал.
– Знаю, – ответила она.
– Но давайте оставим в стороне оценку наших физических качеств, какой бы верной она ни была, и вы расскажете мне, зачем на самом деле приехали.
– Я уже рассказала. Хочу написать книгу. С детства интересовалась культом летающих тарелок. Культами, тоталитарными сектами в целом. Хотела писать об этом статьи, но не смогла получить работу в газете или задание от журнала. До недавнего времени я работала гигиенистом в стоматологическом кабинете в Тайлере. Специально училась целый месяц или около того. Эта работа вымотала меня. Целый день разглядывать зубы, вдыхая чесночное или пивное амбре. Люди приходят, не почистив зубы и не прополоскав рот. Я уволилась. Некоторое время кормилась на свои не слишком значительные сбережения. Пока работаю над книгой, живу в своей машине – в кемпере. Но, скажу вам, от лапши рамен и томатного супа меня уже тошнит. Хотя иногда я раскошеливаюсь аж на мюсли-батончик.
– И как ваша книга – много уже удалось написать?
– На сегодняшний момент у меня только заметки. – Она встала, сунула руку в задний карман, достала мобильный телефон и сообщила: – Это не мой.
– Ясно.
– Это телефон Кевина. Вы знаете, о ком я говорю.
– А вы откуда знаете, что я говорил с ним?
– Оттуда, что я говорила с ним, и он рассказал мне о вас. Думаю, он решил, что сможет привести своего верблюда ко мне в палатку[39]. В телефоне ваши имя и номер.
Она положила телефон на стол. Защитный резиновый чехол был обуглен.
– Я ездила туда, где нашли Кевина, заглянула в канаву, чтобы описать это место для своей книги. И буквально наткнулась на телефон. Лежал там прямо на виду. Либо убийцы бросили его туда, либо выпал у Кевина из кармана. Не знаю. Обгорел немного – должно быть, когда Кевина поджигали, телефон находился близко к телу. И они не заметили. А копы, похоже, не приложили особых усилий, обыскивая место происшествия. Телефон, кстати, работает – ни дождь, ни огонь его не прикончили. И вошла без проблем: у Кевина не было никаких паролей. Просто включила – и все как на ладони.
– Кевин мне показался довольно открытым парнем.
– Там ваши номер телефона и адрес электронной почты, так что найти вас не составило труда. В разговоре со мной Кевин упомянул вас, сказал, что вы писатель, и я почувствовала связь. У секты есть темная сторона, Чарли.
– А вы ведь не читали меня, да?
– Время признаний. Нет, не читала.
– Но сказали, что читали и что там накручено.
– Один комментарий – откровенная ложь, другой – предположение. В телефоне Кевина есть фотографии.
– В моем телефоне тоже есть фотографии.
Амелия подалась вперед, словно чтобы получше меня рассмотреть. Ее волосы цвета имбирного печенья, казалось, были расчесаны садовыми граблями и ниспадали на плечи. Выглядело это весьма привлекательно. У нее были золотистые глаза с маленькими коричневыми крапинками. Никогда таких не видел. А еще – крохотные веснушки, как на клубнике, рассыпанные по носу и щекам. Прекрасные зубы подтверждали рассказ о том, что она работала гигиенистом. И пахло из ее рта не теми неприятными вещами, о которых она рассказывала, а сладкой мятой. Я не уловил ни намека на духи – только хороший аромат простого мыла. Приятный запах, как и описывал Кевин.
Она же, казалось, сканировала мою физиономию на наличие раковых родинок. Затем спросила:
– А фотографии комплекса у вас есть?
– Их несложно найти в Интернете. Можно запросто отправиться туда на экскурсию и в сувенирный магазин заглянуть.
– Много фотографий, Чарли. – Она откинулась на спинку.
Я понимал: она дразнит меня. И не был уверен, что имею что-то против. Я сказал:
– Может, зайдем в дом, выпьем по чашечке кофе?
– В обмен на это я покажу вам фотографии, а потом давайте вместе откроем ваш пакет и посмотрим его содержимое. Я вижу на нем имя Кевина.
23
– Если мы собираемся стать друзьями, – сказала Амелия, сидя за кухонным столом и внимательно разглядывая свою чашку с кофе, – вам следует называть меня так, как зовут меня мои друзья.
– А мы собираемся стать друзьями?
– Думаю, да.
– Как же зовут тебя друзья?
– Скрэппи.
– Как приятеля Скуби-Ду[40]?
– Вообще-то приятелем был Скрэппи-Ду. А еще – племянником Скуби. Но нет. Скрэппи – в смысле дерзкий, решительный.
– А еще – драчливый. Сварливый. Можно продолжить.
– Нет, эти определения я не принимаю во внимание. Только то единственное, что я назвала тебе.
– Сколько тебе лет, Скрэппи?
– Больше, чем кажется.
– Значит, сорок пять?
– Для тебя же лучше, если это была такая чертова шутка.
– Имеешь что-то против среднего возраста?
– Можешь не сомневаться:
