Банк - Бентли Литтл
– Я бы тоже хотела это знать, – с грустной улыбкой сказала она.
Подойдя к дому, Анита обнаружила, что на дверной ручке висит синяя табличка. «ПРОСТИТЕ, ЧТО РАЗМИНУЛИСЬ С ВАМИ!» – гласила белая каллиграфическая надпись в верхней части прямоугольника темно-синего цвета. Под ним была реклама карты Visa, предлагаемой «Первым Народным Банком». Под рекламой на пустой строке была нацарапана надпись «Позвоните мне!» с подписью: «Мистер Уортингтон».
Она посмотрела на дома Ривера и Свартвудов, но не увидела ничего, что висело бы на ручках их входных дверей.
Он приходил только к ней домой.
По ее шее пробежал холодок. Мысль о том, что он побывал возле ее дома, пугала ее, как и тот факт, что он, похоже, был в курсе ее проблем с кредитной картой. А может, это было просто совпадение? Она не знала и не была уверена, что хочет это знать. Когда Ник закрыл гараж и зашел за угол, она свернула рекламную листовку и сунула ее в сумочку, после чего отперла дверь и вошла в дом, пропустив сына первым.
Глава 5
Обхватив морщинистыми губами дряблый волосатый пенис, Элен Коппик подумала, что не так она хотела провести свои золотые годы. Мистер МакАфи, должно быть, почувствовал ее нерешительность, потому что его костлявые пальцы сжались на ее макушке, чтобы побудить ее действовать энергичнее, и, взяв себя в руки, она послушно приступила к работе. Она испробовала все известные ей приемы, но безрезультатно, однако в конце концов, после двадцати минут непрерывного воздействия языком, из его полуэрегированного органа потекла тонкая соленая струйка, и он кончил.
Достав носовой платок, она выплюнула на ткань то, что попало ей в рот, и встала. Как и большинство палат в доме престарелых, комната мистера МакАфи была небольшой. У него никогда не было семьи, поэтому его нынешнее жилище выглядело еще более унылым, чем у других, поскольку в ней не стояло ни одной фотографии в рамке, ничего не висело на стенах, а единственными предметами мебели были кровать, телевизор и комод из стандартного комплекта.
После завершения он всегда казался ей отвратительным. Жестом он указал на кошелек с купюрами.
– Возьми десятку, – сказал он ей. – Увидимся на следующей неделе.
Зная, что мистер МакАфи не любит, когда она разговаривает, Элен кивнула, забрала деньги и вышла из комнаты. Ее собственная обитель находилась дальше по коридору, и она прошла мимо двух женщин в инвалидных колясках, стоящих у стены коридора, и санитарки, несущей поднос с лекарствами, прежде чем отпереть свою дверь и войти внутрь.
Сразу же направившись в ванную, она прополоскала рот «Листерином» в течение двух минут, затем почистила зубы и еще раз прополоскала рот. Достав испачканный носовой платок, Элен выстирала его с мылом в раковине и повесила на полотенцесушитель. Потом посмотрела на себя в зеркало и отвернулась, не в силах встретиться с собой взглядом.
Десятидолларовую купюру она положила в карманный блокнот в своей сумочке.
Ее собственная комната была по-домашнему уютной, наполненной мебелью и украшениями из ее старого дома, и она устроилась на диване с обивкой в цветочек и включила телевизор, стараясь не думать о том, что только что произошло. На столике рядом с диваном стояла фотография в рамке, на которой она и Орвилл, ее покойный муж, были сняты под вековым деревом. Это была ее любимая фотография, сделанная милой молодой женщиной, которой Орвилл передал свой фотоаппарат. Ей было пятьдесят, ему – пятьдесят пять, и, насколько она могла судить, никто из них никогда не выглядел лучше.
Сейчас она старалась не смотреть на фотографию, ей было неловко и стыдно под навсегда застывшим взглядом Орвилла с фотографии.
Элен закрыла глаза, ее, как всегда, одолевало чувство грусти, когда она думала о череде событий, которые привели ее сюда, в старейший пансионат для пожилых в округе.
Смерть Орвилла стала началом конца. Он умер слишком молодым, и когда через несколько лет его пенсия была урезана, а она узнала, как мало будет получать от службы социального обеспечения, она потеряла дом. Детей у них не было, да и сама Элен была единственным ребенком в семье, так что позаботиться о ней или приютить ее было некому. В итоге она жила в дешевой квартире, пока однажды не упала на асфальт возле дома и не оказалась в больнице, после чего врачи, сговорившись с социальной службой и страховой компанией, поместили ее сюда. Здесь она и проведет свои оставшиеся дни до самой смерти.
Отчаяние, нахлынувшее на нее, было почти непреодолимым, и Элен заставила себя сосредоточиться на телевизоре, хотя на самом деле ее не интересовало дело, которое «рассматривал» телевизионный судья, и она не имела ни малейшего представления о том, что происходит в этой дурацкой программе.
Мгновением позже в дверь постучали, и, судя по бойкому стуку, к ней явился кто-то решительный и молодой. Кто бы это мог быть? Она не ждала гостей, а для ужина или доставки лекарств было еще слишком рано. Любопытствуя, Элен встала с дивана, подошла и открыла дверь.
В коридоре стоял молодой хорошо одетый мужчина, похожий на…
– Я банкир, – сказал он, протягивая ей руку для пожатия. – Имя – Пикеринг. Джулиус Пикеринг. Я из «Первого Народного Банка». Могу я войти?
Не дожидаясь ответа, он толкнул дверь и осторожно протиснулся мимо нее.
– Хорошее у вас местечко. Уютно.
Элен не нравилось, когда к ней в комнату заходили незнакомые люди. Это заставляло ее чувствовать себя неловко, и она оставила дверь открытой, надеясь, что незваный гость поймет намек и уйдет.
Мужчина наклонился, чтобы посмотреть на фотографию на столике.
– Это Орвилл? Красивый мужчина, не так ли?
Откуда он узнал имя ее мужа?
– Что вам нужно? – строго спросила Элен.
Он выпрямился и повернулся к ней.
– Сразу к делу. Мне это нравится. – Гость улыбнулся, и его зубы были такими же белыми, как у мужчин в рекламе. – Как вы смотрите на то, чтобы поступить на работу к нам в банк?
– Работа? – повторила она, словно неправильно поняла.
– Работа. – Он наклонился ближе и перешел на шепот. – Чертовски более приятная, чем сосать дряхлые члены стариков.
