Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев
– Сделали вскрытие, странная смерть, говорили. Ходили слухи, что ее тело как-то забальзамировалось, так-то, сам понимаешь, раньше бы нашли. Чего только бабки во дворе не наплели там. И про маньяка, и про то, что проклятие это, и прочее. А на самом деле у нее в крови был какой-то невероятный коктейль из лекарств. И врач такая интересная попалась, я даже портрет ее хотел написать. Она сказала, что кололи медленно.
Вот и нашелся «нулевой пациент», тот, на ком пробовали смесь, которая в дальнейшем и стала оружием.
– Еще был кто-то?
– У нас же тут два дома, где живут богемные. Коллекционеры, художники, удивительно, как вообще сохранился этот оазис. – Шмель немного подумал, а потом щелкнул пальцами. – Знаешь, была еще одна странность. Я даже подумал, что надо записать ее где-то, чтобы потом использовать, может, в интервью – у меня хотели автобиографию писать. Настоящая библиограф приезжала, вся такая тонкая-звонкая, воздушная. Но я в тот момент уезжал к другу во Владивосток, хотел своих коней в сопках написать. Но она сказала, что обязательно меня найдет, и взяла нашего режиссера в оборот.
– Режиссера?
– Ну, он так себе режиссер, это мы его так зовем. Снимал такое, знаешь, кино, для любителей черно-белых фотографий и мыслей параллелепипедами. Если честно, я пару его фильмов смотрел – не понял вообще ничего. Он еще собственный язык изобрел, и все актеры в кадрах говорили только на нем. А один фильм был вообще про женщину-стул. В общем, странный был. Аркашка. Аркадий Оро. Можешь поискать его в интернете. Умер от удара. Вот это было действительно страшно, потом несколько недель все обсуждали.
Шмель снова задумался, припоминая, где именно произошло описываемое событие.
– Точно, я вспомнил. Лора открывала свою выставку в галерее в Лебяжьем, там есть гостиница небольшая, и в ней зал. И Аркаша там был. И вот все собрались, он взял бокал шампанского. На моих глазах все произошло. Вдруг он упал, стал корчиться, это было очень страшно, вызвали «Скорую», пытались оказать помощь бедняге. Шут с ним, с искусством, не должен человек так страшно умирать, а он аж зубами скрипел – думал, в крошку сотрет. Все пытались ему как-то помочь, но там уже, сам понимаешь, почему-то с первого взгляда было видно, что он умирает. Не может у человека, который еще будет жить, выгнуться так позвоночник. Потом сказали, что это были какие-то судороги, я не помню, «Скорая» приехала, забрала его.
Даже несмотря на то, что полковник уже практически не стоял на ногах, а голова от усталости ничего не соображала, он еще перед встречей включил в телефоне диктофон, чтобы потом переслушать все, что говорил ему Шмель.
Художник обещал позвонить, если что-то вспомнит еще, а Лев, садясь в машину, набрал Крячко и предупредил, что завтра с утра поедет в Лебяжий, в ту гостиницу к бывшему спасателю. Вот действительно, и не верь в проклятия, про которые когда-то очень любили судачить. Что, мол, как была улица торгашей, где за полушку душу можно продать и купить, так ничего и не изменилось. Хотя Лев всегда искренне любил улочки старой Москвы и старался сделать все, чтобы они так и сохранялись. Спокойными, безопасными.
А тут вон что. Кому-то очень сильно, похоже, не угодила богемная жизнь в тихой части центра Москвы.
У квартиры Гурова на коврике лежал букет белых лилий, перевязанных траурной лентой. Полковник даже не повел бровью. Но привычно аккуратно, в перчатках, снял ленту, чтобы завтра добавить ее к списку улик, а цветы поставил в вазу и вынес в подъезд. Для квартиры запах лилий тяжеловат, а для подъезда дома в самый раз.
Мария целый день слала восторженные фотографии с красотами Сухуми, и Лев в очередной раз порадовался, как хорошо все совпало. Либо она таким образом пыталась показать ему, что все хорошо и внезапная поездка только порадовала ее, либо там в самом деле было настолько чудесно. Гуров улыбнулся, и все, что он успел ответить, уже лежа в кровати: «Мне с тобой очень повезло…», и после этого полковник провалился в глубокий сон без сновидений.
Глава шестая
Хоть день полковника и выдался длинным и насыщенным, он не забыл о просьбе Орлова. Он просто временно делегировал часть полномочий, чисто для доклада Орлову и очистки совести попросил Подуздикова проверить подноготную всех стажеров. Слишком уж они были умными и старательными. Такая талантливая молодежь начинала пугать. Но и расстраивать тоже. К сожалению, почти все кураторы по отделам сходились в одном. Стажеры были умными и хорошими, но думать не хотели и ничего не делали сами, пока им этого не приказывали, инициатива просто не существовала для них. И по ощущениям, работать с этими молодыми людьми было сродни толканию вперед большой кирпичной стены.
Лев приехал в гостиницу как раз когда хозяин пытался договориться с кофемашиной. Судя по всему, коварная машина не планировала сдаваться и мигала сразу всеми огоньками.
– О, как хорошо, что вы приехали, – не глядя на полковника, сказал бывший спасатель, словно он был уверен в том, что Гуров сегодня обязательно приедет.
– Ничем вас не удивишь, – рассмеялся Лев, – хватит мучить машину, отойдите.
Именно такая кофеварка стояла в кабинете у Орлова, и Лев уже давным-давно уговорил Верочку дать ему ключи к сердцу машины.
Через несколько минут по холлу разлился аромат кофе, а послушная кофеварка, урча, как довольная кошка, наливала первую чашку кофе. Гурову, как гостю, магу и волшебнику.
– Нашли что-то новое? – спросил Анатолий, когда они устроились в креслах с видом на улицу. Утром было тихо и как-то, наверное, даже слишком мирно. Что привычно наводило на подозрения. Лев и сам не понял, почему он напрягся. Может быть, дело было в том, что именно из этого окна было хорошо видно ту самую скамейку, на которой нашли убитого Сысоева. Магазин даже не потрудился ее убрать или передвинуть, и сейчас там сидела милая пара студентов.
– Скорее старое. Говорят, что несколько месяцев назад у вас в этой гостинице во время открытия выставки некоей Лоры, если честно, я не знаю, кто это, но сказали, что эту художницу знают все, умер модный режиссер.
– Ну, не такой уж он был и модный. Если
