Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев

– Давай на моей поедем, – предложил Гуров Крячко и добавил чуть громче: – Пусть пообщаются.

Как показалось обоим напарникам, Вова бросил на них взгляд человека, молящего о пощаде.

Зал был на самом деле недалеко, можно было дойти пешком, но на улице зарядил тот самый весенний дождь. Длинный, занудный, холодный. Но необходимый, потому что именно он смывал вместе с остатками грязного снега всю зимнюю усталость с городских дорог. А еще под него обычно хорошо спалось. Правда, это не примиряло с тем, что, как бы тепло ты ни оделся, этот дождь все равно пробивал все слои одежды, хотя вроде бы и не ливень, так, что-то капает с неба и мелкая морось висит в воздухе.

В спортзале Иван сразу взял шефство над стажером. И тут Вова снова удивил приятелей. Стажер, несмотря на всю свою внешнюю мягкотелость, был в очень хорошей форме. Что на беговой дорожке, что на других тренажерах субтильный парень работал как настоящая машина и двигался, не снижая темпа, даже когда напарники выдохлись.

Иван занимался по своей программе, с гирями и штангой, но все равно краем глаза поглядывал за тем, как двигается новичок.

– Так, мужики, не отставайте, – сказал неугомонный Подуздиков, и друзья снова вернулись на тренажеры, делая вид, что и не планировали прерывать занятие.

Все-таки удивительное дело – дух соперничества. Сколько бы ни было дел, как бы ни придавал глубину взгляду груз прожитых лет, но все мужчины в душе остаются мальчишками, и, если рядом появляется кто-то, кто им не нравится, даже если этот человек гораздо моложе и физически выносливее, силы берутся, кажется, из каких-то невероятных резервов.

И нужно догнать, перегнать и сделать вид, что совсем не запыхался.

Иван тихо рассмеялся, заметив эту гонку. Хорошо, что был уже вечер и тренеры скоро напомнили, что зал работает до определенного часа.

– Так, а теперь собираем все, что раскидали, – напомнил правила зала безжалостный Иван. И Гуров с Крячко, которые готовы были повалиться на маты без сил, собрали блины от штанг и гирь, привели в порядок тренажеры, выставив те веса, которые были до них, и, стараясь идти ровно, а не волочить ноги от усталости, пошли в душевые.

– Ты машину-то вести сможешь, Лев Иванович? – весело спросил Подуздиков, когда Крячко и Вова были еще в душе.

– Смогу, – устало ответил Лев, – и зачем ты устроил все эти соревнования? Как там это модное слово, когда команда проекта должна отработать что-то там? «Тимбилдинг»?

– Ну почти, – отозвался Иван, – просто я подумал, что надо посмотреть на этого Вову вне кабинета. Не так прост он, как кажется. Выносливый, жилистый, тренировками явно не пренебрегает, и это не йога.

– Хорошо стреляет, я видел его в тире, ни разу не промазал.

– Так, может быть, он один из ваших кротов? – поинтересовался Подуздиков.

– Ты уже и про это знаешь, – подобрался Лев.

– Да все наши знают. Ваши техники же к нашим обращались, сбросили на хранение резервные копии, уцелевшие сначала после пожара, а потом наводнения в серверной данных. Я уже был там, у вас, Илья все показал. Очень хорошо вся эта авария была подстроена.

– Насколько хорошо? – с интересом спросил Гуров.

– Точечный, очень хорошенький, прямо как щеночек или плюшевый мишка, заряд был установлен так, чтобы взрыв не услышали и не засекли. А в стене при этом получилась аккуратная трещина. С полсантиметра. Туда и устремилась вода из трубы, которую открыли, чтобы специально подмочить репутацию вашей серверной.

– Ты у нас в управлении был всего несколько часов, а уже собрал все данные, – заметил Гуров, заканчивая одеваться, – ты что, умеешь раздваиваться?

– Нас этому учат, а разве вас нет? – Подуздиков снова сказал это с таким серьезным видом, что то ли сработала его репутация, то ли Гуров настолько устал, что воспринимать действительность такой, какая она была, ему становилось все труднее. И буквально на секунду Лев поймал себя на мысли о том, что да, наверное, где-то там и в самом деле такому учат.

Встряхнувшись, полковник попытался собраться. У него оставалось еще одно дело.

Как и у всех сыщиков, которые время от времени работают на земле, у него была своя сеть осведомителей. И некоторые из них были, мягко говоря, странноватенькие.

Взять хотя бы того же Шмеля.

С виду – богема. Мастерская на чердаке старого дома в Лебяжьем переулке. Всю жизнь рисовал только лошадей. Картины были странными, наивными, но такими яркими и живыми, что было в них что-то удивительно притягательное.

Но такие полотна требовали большого дома и такой же широкой души, способной выдержать взгляд нарисованного Шмелем коня.

А еще у него была редкая форма бессонницы. Шмель спал всего несколько часов в день. А все свободное от богемной жизни время гулял, и только в одном квадрате улиц. Куда и входили все те, где были найдены убитые. И если на этих улицах происходило что-то интересное, то кому, как не художнику, который гуляет по этим улицам и очень внимательно смотрит по сторонам, узнать об этом?

Сеть знакомых у Шмеля была самая надежная. И вовсе не алкоголики, как можно было бы подумать при слове «богема». А собаки. Шмель обожал собак. Подобрыши разных мастей жили у него в мастерской и точно знали, кто тут главный хозяин, друг и человек. Слушалась Шмеля его небольшая стая беспрекословно. Казалось, что ему даже не нужно ничего говорить. Собаки понимали настроение друга по движению брови.

А еще Шмель по какой-то причине, Гуров не вдавался в подробности, очень плохо слышал. Поэтому разговаривать с ним было настоящим испытанием. Он орал так, что обычную беседу с художником в Кремле, видимо, принимали за начало митинга, бунта или очень сильной драки.

А это всего лишь художник приветствовал старого знакомого.

Псы Шмеля гуляли вокруг, а Гуров, неспешно прогуливаясь и стараясь сильно не шататься от звуковых волн, которые если не сбивали его с ног, то раскачивали усталую анатомию полковника, слушал последние новости.

– Так получается, тебя интересуют странные, похожие на обычные смерти? Именно на этих улицах? – прозорливо спросил Шмель.

Лев кивнул.

– Полторы недели назад умерла пьянчужка Анька. Как раз в том доме, где раньше жила балерина Афанасьева. Ей от бабки две квартиры досталось, она одну сдавала в этом же доме, а в другой жила. Умерла как-то тихо, просто сидела у окна. Даже нашли не сразу, дня через два. Через неделю как раз и балерина переехала. Квартира над ней была. Она моего соседа просила помочь с переездом.

– Отчего умерла, установили?

– Да. Там